Карл Май - По дикому Курдистану
– Я к тебе пришел по делу, а не в гости.
– Но ведь я не знал, что ты придешь. Позволь мне набить тебе трубку по-особенному, так как здесь редко кто курит.
Халеф с табаком был уже здесь. Это был первоклассный табак мистера Линдсея. Коменданту он, конечно же, понравился. Вообще же я твердо решил, что без моего разрешения комендант не уйдет из моей комнаты. Но, слава Богу, получилось так, что не пришлось прибегать к крайним мерам, – он охотно завладел трубкой. Мы продолжали беседовать дальше, и я все время перехватывал взгляды мутеселлима, бросаемые в направлении двери: он наверняка хотел вина. Поэтому я поспешил спросить:
– Ты получил лекарство, господин?
– Да, благодарю тебя, эфенди!
– Тебе хватило?
– Я еще не прикинул.
– И даже еще и не попробовал?
– Лишь немного.
– Ну и как?
– Очень хорошее лекарство. Но я слышал, что есть еще совсем сладкое лекарство.
Ага знал великолепно, о чем шла речь. Он усмехался, не скрывая своего желания, и соблазняюще подмигивал мне.
– Есть и совсем сладкое, – ответил я.
– Его трудно достать?
– Нет.
– Оно хорошо лечит?
– Очень хорошо. Оно подобно молоку, текущему из деревьев в раю.
– Но в Амадии, наверное, нет его!
– Я могу немного приготовить. Я умею это делать везде, в том числе и в Амадии.
– Это займет много времени?
– Если ты подождешь только десять минут, ты отведаешь райский напиток, который гурии подают Мохаммеду.
– Я жду!
Его глаза светились от предвкушения предстоящего удовольствия. Еще больше сверкали глаза достопочтенного Селима-аги. Используя эту паузу, я покинул комнату, для того чтобы зайти к Мохаммеду Эмину.
– Эмир, ничего не выйдет? – Этим вопросом встретил он меня.
– Нет, наоборот, только сейчас все начинается!
– Но у тебя же не будет ключа!
– Может, он и не потребуется. Наберись терпения и подожди!
– У кого был ключ от внешней двери тюрьмы?
Тут пришел на цыпочках Линдсей.
– Моего табака взяли? Кто его курит?
– Комендант.
– Очень хорошо! Пьет мое вино, курит мой табак! Просто отлично!
– Почему бы и нет!
– Должен был быть дома! Мешает побегу!
– Может быть, он даже и поспособствует ему. Я послал за вином.
– Опять?
– Да. За персидским. Слона валит с ног. Сладкое как мед и крепкое как лев!
– Well! Я тоже пить персидское!
– Я позаботился и об этом, для вас тоже найдется вино. Я доведу их обоих до кондиции, а когда они будут веселенькими, то посмотрим, что можно здесь сделать.
Я вернулся на кухню и разжег огонь. Не успел он еще порядком разгуляться, как пришел Халеф с огромной бутылью опасного питья. Я налил вино в кастрюлю и поставил ее на огонь, препоручив дальнейшее заботам Мерсины. Сам же пошел к англичанину.
– Вот и персидское вино! Дайте, пожалуйста, ваши стаканы.
Когда я входил в свою комнату, в устремленных на меня глазах турок отражалось терпеливое ожидание и нетерпение одновременно.
– Вот и лекарство, мутеселлим. Попробуй его, пока оно еще холодное. Потом ты увидишь, как оно радует сердце, когда горячее.
– Скажи мне точно, эфенди, это вино или лекарство?
– Лекарство, лучшее лекарство из всех, что я только знаю. Выпей и скажи мне, разве оно не согрело твою душу?
Он попробовал, потом приложился еще раз. На его лице показался отсвет просветления и удовлетворения.
– Ты сам придумал это лекарство?
– Нет, просто Аллах дает его тем, кого он больше всего любит.
– Значит, ты думаешь, он нас любит?
– Несомненно.
– Про тебя по крайней мере я знаю, что ты любимец Пророка. У тебя есть еще немного этого напитка?
– Вот здесь. Пей все!
Я снова разлил вино по стаканам. Глаза мутеселлима заискрились от удовольствия еще ярче, чем прежде.
– Эфенди, чего стоят «ладакия», «джебели» и табак из Шираза по сравнению с этим лекарством! Оно лучше даже, чем изысканнейший аромат кофе. Ты мне дашь рецепт, как его готовить?
– Напомни мне об этом до того, как я уеду из Амадии. Но вот стоит еще вино. Пейте! Мне же нужно спуститься в кухню, чтобы приготовить еще одно лекарство.
Я намеренно очень тихо спустился по лестнице и приоткрыл неслышно кухонную дверь. Так оно и есть! Мерсина стояла возле моей кастрюли и опорожняла очередную маленькую кофейную чашечку себе в рот, черпая уже довольно горячее вино. Каждый раз она от всего сердца причмокивала и снова черпала вино.
– Мерсина, не обожгись!
Она испуганно оглянулась, быстро повернулась и уронила чашку.
– О, сиди, туда забежал паук, и я просто хотела его выловить!
– И съесть?
– Нет, только немножко выпить вина, где был паук.
– Дайте мне маленький горшок вон оттуда, снизу!
– Вот, эмир!
– Наполни его этим напитком!
– Зачем?
– Это для тебя.
– Что это, эмир?
– Это лекарство, выдуманное одним персидским хакимом, чтобы старые становились снова молодыми. Кто выпьет его достаточно много, тому уготовано счастье, а кто выльет в себя остаток, ни на секунду не прерываясь, тому обеспечена вечная жизнь.
Она многоречиво и цветисто поблагодарила меня, и я понес оставшееся вино наверх. Оба «лечащихся» присели рядышком вопреки разнице в рангах и, как казалось, довольно приятно беседовали.
– Знаешь, эфенди, о чем мы спорим? – спросил меня комендант.
– Откуда? Я ведь только что пришел!
– Мы спорим, кому приходится больше всего страдать – ему или мне. Как ты думаешь, кто прав?
– Я вам хочу вот что сказать: кому лекарство принесет наибольшее облегчение, тот больше всего и страдал.
– Твоя мудрость слишком велика, чтобы мы ее поняли. Что у тебя в этом горшке?
– Это ички ичкилерин – напиток напитков, с ним не может сравниться ничто другое.
– Ты принес его нам, чтобы мы его попробовали?
– Если хочешь, я налью тебе немножко.
– Давай!
– И мне тоже, эфенди, – попросил ага.
Они были уже порядочно навеселе. «Гости» пили только горячее вино, без кореньев, поэтому оно быстро пробудило в обоих родственные и дружественные чувства. Они пили из одного стакана, мутеселлим вытер даже один раз бороду аги – в ней запуталось несколько капелек превосходного «лекарства». Не привыкнув к «благородной схватке полных винных кружек», они пьянели на глазах, и речь их становилась все путанее и глупее. Даже меня они включили в свой кружок, хотя я лишь притворялся, что пью. Мутеселлим то и дело обнимал меня, а ага доверительно оплел своей рукой мою шею.
Ага захотел принести еще одну лампу для красного фонаря, с трудом встал на ноги, вытянул руки, его коленки при этом шатались из стороны в сторону, как у человека, впервые надевшего коньки.
