Изгой - Алиса Бодлер
Ровно год кластер проработал в закрытом режиме, давая возможность использовать отведенное пространство под склады и творческую деятельность всем, кто успел войти в небольшое бизнес-содружество. Но, как только ограничения были сняты и двери «Контура» открылись для посетителей, в пространство, теперь оформленное в стиле лофт, повалила настоящая толпа.
Легенда о меценате, спасшем частное предпринимательство, привлекала благотворительные организации: свободные художники, книжные ярмарки и даже питомники проводили мероприятия в большом зале, что хорошо просматривался через панорамные окна, выходящие в зону парковки.
Но ни на секунду, ни на крошечное мгновение я не мог себе представить, что за мутными стеклами, что собирались в окно из небольших квадратных ячеек, когда-то, тощим, мрачным силуэтом передвигался мой Мистер Неизвестный – Герман Бодрийяр.
– Боузи, – серьезно окликнул меня мужчина, чувствуя, что моя реакция продолжала скатываться в полный скептицизм, приправленный отрицанием. – Как часто, пребывая где-то, ты задаешь себе вопрос: «Кто стоял на моем месте сто и более лет назад? Кто смотрел на все это так же, как и я, но теперь – давно не существует и не может рассказать, совпадают ли наши ощущения?»
– Постоянно! – без тени сомнения воскликнул я. – На работе, на улице, где угодно – я думаю об этом, я размышляю именно так! И задаю себе эти вопросы так часто, что ты не можешь себе этого и представить. Я – отнюдь не слепой, я умею оценивать окружающий мир именно так, как ты сказал. Я слишком много анализирую, понимаешь? Слишком!
– Но не когда это касается тебя самого, Боузи, – резюмировал Оуэн, сделав привычное ударение на моем имени. Он указал рукой прямо на входную группу «Контура». – Когда что-то касается нас напрямую, мы не видим дальше собственного носа.
Младший наследник Николаса восседал в гостиной в гордом одиночестве. Слуги, то ли по приказу молодого хозяина, то ли благодаря интуитивным ощущениям, разбрелись по другим комнатам и не мешали Валериану упиваться собственной беспомощностью перед ужасающими обстоятельствами.
Впрочем, брат Германа всегда был из тех, кто был готов принимать, но не отдавать. Даже если делиться нужно было решениями проблем, которые непосредственно его касались.
– Где Мэллори? – резонно поинтересовался Бодрийяр-старший тоном, который подразумевал несвойственное ему эмоциональное беспокойство.
– Какое дело тебе до женщины сейчас, – мрачно отозвался Вэл.
Казалось, вся его спесь успела вернуться на свое место в былых объемах, стоило молодому человеку пересечь порог родительского дома. Страх уничтожающего огня не мог очистить то, что вживлялось в нрав лучших мужчин-Бодрийяров поколениями.
– До ребенка, – хмыкнул неугодный родственник. – Двух смертей разом этот дом не стерпит.
– Да как ты смеешь! – рыкнул младший в ответ. – Вот увидишь, поднимется отец и задаст тебе, как мальчишке, за слова грязные и порочащие наше имя!
– Ничто не порочит наше имя так, как поджог, Валериан, – невозмутимо отозвался Герман.
– Вот только не надо считать, что в этом виноват я!
Высокий силуэт старшего брата приземлился в кресло напротив. Ловушка сработала так, как он и задумывал.
Все же его ночные «бдения» чему-то его научили.
– Так, значит, фармацию все-таки подпалили.
Временно исполняющий обязанности управленца насупился, а после – и вовсе отвел глаза. Дай брат ему еще четверть часа наедине, тот бы точно разразился настоящей истерикой.
Признавать свою вину, будучи «идеальным» отпрыском, было нелегко.
– Если тебе было надобно меня унизить, своего ты добился, – надрывно произнес молодой мужчина, закрывая себе глаза ладонью так, словно он больше не хотел быть свидетелем происходящего. – Порок – за мной. Но не тебе меня судить за это.
– Я и не собирался, – Герман скрестил руки на груди и склонил голову вбок, позволив себе едкую усмешку, что обычно предназначалась специально для всех членов ненавистной ему семьи, кроме матери. – Но, ты грехи у нас замаливать не умеешь. Если хочешь моей помощи – говори. Если же нет – моя трудовая ночь подошла к концу.
Старший поднялся, не дожидаясь ответа. Но, стоило тому повернуться спиной к собеседнику, Валериан прошептал:
– Пожалуйста.
Герман оглянулся на младшего брата через плечо и застыл в ожидании.
Но казалось, что расхваленные отцом способности Вэла отнюдь не распространялись на его интеллект.
– Ты полагаешь, что я кинусь в разведенный тобой костер без каких-либо разъяснений по поводу произошедшего? – с некоторой долей усталости, очевидно, нехотя добавил молодой мужчина.
– Я не… – Бодрийяр-младший вобрал побольше воздуха в грудь и отвел взгляд. Прямо сейчас из умело слепленной Николасом оболочки «джентельмена» прорывался эмоциональный мальчишка, связь с которым была потеряна уже безвозвратно. Но, если Валериан хотел, чтобы брат решил его проблему, он должен был играть по чужим правилам. – Не знаю, как об этом сказать.
– Однажды в детстве я придумал для тебя игру, – вдруг сам себе кивнул Герман, словно подтверждая достоверность всплывших в сознании воспоминаний. Настолько долгие беседы с членами семьи теперь для него приходились в диковинку – вся его работа, происходившая в ныне сгоревшем подвале, в это мгновение казалась кошмарным сном, из которого удалось сбежать, выплыть на поверхность и, наконец, глотнуть свежего воздуха. Как жаль, что этот привкус свободы был абсолютной иллюзией, вызванной чужими потребностями. – Суть которой состояла в том, чтобы мы доверяли друг другу и могли быть близки, даже покидая дом на время обучения в школе. Мы писали друг другу взаимные откровения.
– Одно или два слова, – сморгнув горькую эмоцию, добавил Вэл.
– Все верно. Не можешь сказать – напиши мне.
То время, что занял у Бодрийяра-младшего поход в отцовский кабинет за письменными принадлежностями, казалось вечностью. Измотанный отвратительным режимом и безмерно грязной деятельностью еще много лет назад, любимец Ангелины выдохнул, стоило ему остаться в одиночестве, и безвольно задремал в кресле. Блуждая в беспокойном полусне, он размышлял о том, что Валериан, должно быть, струсил и уже вернулся к своей несчастной жене, девочке, которой не повезло оказаться в их семье и стать частью всеобщего калечащего домостроя…
– Герман. Ты спишь?
Тонкий стан старшего мужчины вздрогнул. Лишь через пару мгновений пелена перед его глазами рассеялась и на месте любимого маленького братца появился тот юноша, что теперь заменил его и отчаянно старался скрыть свет и тепло, что наполняли Вэла ранее.
Младший сделал шаг назад и, наклонившись, положил свернутый пополам листок писчей бумаги родственнику на колени.
Последний раз взглянув в обычно румяное, но теперь практически обескровленное от страха лицо Валерина, Герман развернул импровизированное письмо. Едва ли что-то могло напугать или смутить того, кто волею отца лишал невинных людей жизни и выбрал путь отверженного, ведомого пагубной химией.
Однако, брови Бодрийяра-старшего сдвинулись, стоило тому пробежаться взглядом по тонким
