Мемориал - Роман Вадимович Славацкий
— Вот речь настоящего адвоката! — холодно усмехнулась Ирэн.
Фома погладил свою бородку и грустно глянул в ответ.
— Твоя ирония понятна. И всё же мы собрались тут и поминаем Марка. И, наверное, его память всё-таки чего-то стоит, если мы сидим здесь и не расходимся…
И тут раздался звонок в дверь.
— Наследнички пожаловали, — без энтузиазма предположила Эйрена. — Что им здесь нужно? Ведь уже всё поделили, кажется?
И действительно: Виола ввела за собой двух престранных субъектов. Двух мортусов. Правда у них не хватало монашеских одеяний и крючьев, что меня спервоначалу очень смущало; я всё никак не мог понять: отчего это мортусы одеты не по-своему. Первый, пожилой, был засупонен в чёрный костюм и в чёрную же рубашку с белым воротничком, что придавало ему вид пастора. Другой тоже сверкал чернотой, правда сорочка у него была коришневая. Походил он на протестантского дьячка, поскольку имел белобрысую шевелюру и стройный силуэт, в отличие от грузного и лысого пастора.
Впрочем, весь этот протестантский декорум меня не обманул: в глубине души я продолжал оставаться в убеждении, что это тайные католики.
Эйрена молча пересела в дальний угол и сканировала оттуда рысьими глазами, не вмешиваясь в беседу.
— Здравствуйте, господа, — сказал старший. — Василий Алексеевич?
— К вашим услугам. Давно из Риги?
— Почувствовали акцент? Приехали только что. Мы собрались, как только получили печальное известие о кончине господина Левина.
И он подал Бэзилу письмо.
— Присаживайтесь, господа, — сказал тот и принялся внимательно читать короткое послание.
— Почерк Марка, — сказал он и надолго задумался. Стало даже как-то неловко. Старший мортус покашлял, обращая на себя внимание.
— Извините, — спохватился Бэзил. — Слушайте, Фома, вы не помните среди вещей Марка такой особенной шкатулки? Вот послушайте: «Подателю сего следует вернуть шкатулку из чёрного дерева со свастикой по краям. В шкатулке лежит книга, её следует отдать, не читая, вместе со шкатулкой».
— Нет, — решительно сказал Фома, — ничего подобного не было. Я помогал московским наследникам упаковывать все вещи, этот предмет я заметил бы.
— А вы не могли случайно пропустить? Вещь всё-таки небольшая…
— Господь с вами, Бэзил. Всё ведь по описям сдавалось. Вот они, кстати.
Фома вытащил бумаги из кожаной папки на камине.
— Вот перечень их вещей, вот — наших. Кроме этого никаких лишних предметов не было.
Гостям налили шампанского. Старший с удовольствием выпил, заел сыром и с довольным видом углубился в чтение перечней. Но напрасно он читал, и к концу бумаги вид его уже не был довольным.
— А хорошо ли вы искали? — потерянно произнёс он, обращаясь неизвестно к кому.
— Что значит «хорошо ли»? — удивился Фома. — Мы и не искали ничего. Я же говорю: всё чётко по списку сдано было.
— Погодите-ка… — задумалась Эйрена. — А ведь это мысль. Мы же и в самом деле ничего не искали. Вот что: надо ещё раз сходить к Марку и осмотреть весь дом.
— Сегодня уже поздно, — сказал Фома. — Да и какие поиски на хмельную голову?
— Но это вряд ли устроит гостей, — возразил ему Бэзил, бросая взгляд на пастора. — Они могут подумать, что мы ночью обыщем дом.
— Нужен компромиссный вариант, — авторитетно заявила Виола. — Но мне что-то в голову ничего не приходит.
— Не удивительно, — заметил я.
— Зануда!
Тут нас неожиданно прервали.
— Мм… Василий Алексеевич… — сказал пастор и сделал ему какой-то непонятный знак.
Бэзил улыбнулся:
— Нет, нет. Я не из вашего ордена. Но поверьте, сомневаться в честности коломенцев вам не придётся. Мы что-нибудь придумаем.
— Да что тут думать? — сказала Ирэна. — Надо отправить делегацию к Марку. Кто-то от нас, кто-то от них. Ночью посторожите дом, а утром все остальные придут. Тогда и совершим совместный осмотр. Только заранее предупреждаю: я туда не пойду. И Виола тоже.
— Да вас никто и не зовёт, — сказал Бэзил. — Я пойду, надеюсь, что и Фома не откажется.
— А я? Я тоже хочу! — возник я.
— Да куда вам? — оборотился ко мне Бэзил и отечески погладил по голове. — Всё равно же через полчаса задрыхнете, и никакого толку от вас не будет.
— Хочу! — продолжал я ныть. — Из творческих соображений!
— Да пусть катится! — осерчала Виола. — Он же нам спокою не даст, зануда творческая. Ну и забирайте его с собой!
— Такой вариант вас устроит? — адресовался к гостям Бэзил. — Кто с нами пойдёт к Марку? Или оба пойдёте?
— Янис — утренний человек, — ответил старший. — А я — сова. Я пойду, а он отправится в гостиницу. Только жаль, что мы испортили вам праздник.
— Это не праздник, — уточнил Бэзил. — Это поминки. Ну что, собираемся?
Напихали мы в сумки провизии, молодого мортуса отправили в гостиницу, девчонкам пожелали спокойной ночи, а сами вчетвером пошли к Марку.
Что за нелепая фантазия тащиться на Посад в такую ночь! Так уютно было у Бэзила, так тепло, а на улице — чума, зараза, ходишь как в лагере, и от каждого встречного шарахаешься: того и гляди хлопнет из-за палатки тетивой — и свалишься.
— Пушкинская ночь… — вздохнул Фома, глядя на звёзды.
— Это в каком смысле? — удивился Бэзил.
— Ну, как это… Вальсингам, и всё такое.
— Ага! — завопил я на всю улицу. — Значит я не сумасшедший!
Бэзил ухватил меня за плечо:
— По вас этого не скажешь. Что с вами, Август? Опомнитесь.
— Вы слышали, что он сказал?! Чума! У меня весь день — чумное ощущение! Декамерон! Пир во время чумы!
— Но зачем же орать как чумовой? — мягко уговаривал меня Бэзил. — Во-первых, вы смущаете нашего гостя. Во-вторых, из-за вас с Фомою, но главным образом — из-за вас, Август, мы идём не на Посадскую, а совсем в противоположную сторону.
— Ну да… — застеснялся Фома. — Условный рефлекс! Мы же за вином к «Поросятам» бегаем. Вот и сейчас туда понесло. Как сказал Блок: «Нас ведут волосатые ноги…»
— «И осёл начинает кричать»? Ты на что это намекаешь? — обиделся я.
— Да нет, просто к слову пришлось. Однако чего мы стоим? Надо же на Посадскую поворачивать!
И мы пошли по скверу, по бывшему Торгу между Владимиркой и Спасской, но вдруг Бэзил остановился.
— О, проклятье…
— Что с вами? — испугался Фома.
— Сердце схватило…
— Может, присядем на скамейку?
— Нет, ничего, отпускает… Вы чувствуете, как тяжело, какая-то давящая тяжесть во всём?
— Воздух как венозная кровь, — сказал я. — Кислорода нет. Что происходит? Инопланетяне, что ли, высадились?
А Торг, превращённый в нелепый сквер, вдруг странно ожил,
