Гоп-стоп, битте! - Хлусевич Георгий
Свистнула цепь, рассекая воздух, и опустилась на голову князя.
Заструилась по голове кровь, потекла на шею. Князь закатил глаза и сполз набок, хватая себя за сердце. Обильная розовая пена наполнила рот и тошнотворно сползла на подбородок.
— Сдох, что ли, с пересеру? — Слон брезгливо дотронулся носком ботинка до его виска.
— У него врожденный порок сердца, — сказал Михаэль и без разрешения встал с колен.
— Schlag ihn[33], — слишком четко для умирающего от сердечного приступа приказал князь.
И в следующее мгновение Мышкин молниеносно выполнил железный захват обеих ног врага с одновременным рывком на себя.
Слон раскинул руки, пытаясь удержать равновесие.
Удар Михаэля пришелся ему чуть выше уха. Глухо, точно в сырой кирпич, бахнул по черепу перебинтованный молоток.
Слон выронил пистолет и завалился на спину.
Колян бежал к машине. Он успел заметить, что рука Мышкина ближе к пистолету, чем его.
Ухватился за ручку двери, но открыть не успел. Михаэль догнал. Выбросил ногу выше плеча и, почти упав, приложился взъемом ступни под подбородок.
Безвольно мотнулась голова, подогнулись ноги, судорожно дернулось туловище, как это бывает при тяжелом нокауте, и Колян улегся параллельно кузову — головой под переднее колесо.
Встал, шатаясь, на четвереньки. Повертел головой, приходя в себя, и распрямился, опершись на капот машины.
Князь поднял с земли цепь, приблизился, подождал, когда поверженный противник займет вертикальное положение, и только тогда взмахнул рукой.
— Это тебе за колени.
Перевернул упавшего ничком, взглянул на его рассеченное цепью лицо и опустил занесенную для второго удара руку.
Второго удара не потребовалось.
…
— Тяжелые грабители нынче пошли, — кряхтел Мышкин, волоча обмякшего Слона в кочегарку.
Усадили рядышком. Обыскали. Забрали деньги. Основательно связали скотчем. Заклеили рты. Ополоснулись тухленькой водичкой из котла. Сели в машину. Михаэль освободился от ненужных теперь бинтов. Скрутил тампон, смочил йодом, прижег рану на голове князя, завел двигатель и выехал со школьного двора.
Вышли из машины у вокзала. Протерли на всякий случай рулевое колесо, рычаг коробки скоростей и дверные ручки. Спустили воздух из всех четырех колес. Бросили в лужу ниппели и ключи зажигания. Прошли сквериком до привокзальной площади. Наняли такси. Докатили до Березников. Получили в камере хранения багаж и успели в последнюю минуту сесть на проходящий поезд № 654 Соликамск — Свердловск.
* * *Они сидели в комфортабельном двухместном СВ, пили водку, закусывали пахучим ресторанным гуляшом, плохо ощипанной, но очень вкусной курицей, любовались пролетающим за окном пейзажем и вели нескончаемый разговор.
— Михаэль! Вредный ты человек, но как ты ухитрился за пять лет так хорошо выучить неподъемно тяжелый для иностранца русский язык? Как? Ты же не просто хорошо говоришь, ты излагаешь гораздо лучше многих моих соотечественников, у тебя невероятно богатый для иностранца лексикон. Каким образом это удалось?
— Это надо у профессора Счастье спросить.
— Его фамилия Глюк?
— Genau[34]. Замечательный славист. Он дал мне два экземпляра «Войны и мира». Один на русском, другой на немецком. Ежедневно в течение двух лет я по шесть часов в день переводил текст, сличая страницы. И когда дошел до эпилога, я понял, что выучил язык. Так что спасибо Льву Толстому. А кроме того, я умышленно пять лет смотрел только русское телевидение, слушал только русские песни и общался только с русскоговорящими эмигрантами. Но почему я вредный? Объясни.
— Потому что… Слушай, тебе нужно обязательно прочесть книгу известного психолога и специалиста по общению Лилиан Гласс. Книга называется «Вредные люди вокруг нас и как с ними бороться». Главный тезис в очень приблизительном пересказе: человек, который заставляет вас усомниться в собственной значимости, в ваших способностях, отравляет вам жизнь. Порвите с ним! Дружите с полезными! Я знаю сотни толкований имен, но ты ухитрился назвать имя, о котором я ничего не знал, и заставил меня усомниться в собственной значимости. Помнишь, какое?
— Матильда Степановна не жаловала психоаналитиков.
— Помнишь! Молодец! Слушай, а почему я так быстро пьянею? Алкогольдегидрогеназы мало в организме?
— Зато у тети Вассы ее много.
— Это да. Славная женщина. Приняла на грудь бутылку водки и полведра пива — и хоть бы что. «Ой, наса, наса, наса!» Что это значит? Я мозги узлом заплел и не догадался.
— Когда ты схватился утром за сердце, я тоже «ой, наса, наса, наса», да еще эта пена изо рта. Ужас! Я видел, как ты играл желваками, но не понял, что ты таблетку жуешь. Думал, от волнения. Как ты догадался?
— Мужик не должен рассказывать про романы и драки, но я вынужден в виде исключения. Одна моя пассия — сочная дамочка, доложу я, — предохранялась именно этим средством. Пены, должен тебе сказать, как от морского прибоя. Я не поленился и прочитал инструкцию. Слушай. Нет, давай сначала выпьем.
— Давай! За нас!
Худой пес с поджатым хвостом стоял на полустанке.
— Когда я вижу бездомных собак, мне всегда стыдно за мою сытость. — Михаэль ампутировал куриную ножку, попытался открыть окно, но не успел. Поезд тронулся.
— В Германии нет бездомных собак?
— Нет.
— Ни одной?
— Ни одной.
— Вот сволочи!
— Кто?
— Мы, русские, — законченные сволочи, а я — законченная свинья. И объясню почему. Я имел право рисковать своей жизнью, но не твоей. А как тебе русская машина?
— Чудовищно.
— Не понял. Ты рядом с Майнцем живешь? А ты знаешь, что наши из немецкой деревни смотались на «жигуленке» к вам в университетскую клинику — ребенка на консультацию возили, — и ни одной поломки. А от Омска до клиники в Майнце — ровно пять тысяч пятьсот пятьдесят пять километров. По спидометру засекали. А ты говоришь, чудовищно.
— Но в ней же нет гидроусилителя руля.
— А немецкие все имеют?
— Конечно.
— Как на немецком?..
— Серволенкум.
— Вот сволочи!
— Кто?
— Немцы. Лень им, капиталистам, баранку без усилителя покрутить. Но я не закончил. Читаю аннотацию: противогрибковое, противотрихомонадное, пенообразующее и, что самое главное, сперматоцидное средство. Вы чем предохраняетесь с Любой?
— Ничем.
— Но это же… Но она же… Ну конечно, уже… Я обратил внимание в тот вечер, что она практически не пьет. А раньше выпивала?
— Раньше — да.
— И что ты себе думаешь? Эгоист! Но я опять отвлекся. Идея с этим препаратом возникла у меня давно. Как только я стал в уме моделировать ситуацию. Но я не учел одного обстоятельства. Оказывается, в интересном месте пены образуется гораздо больше, чем во рту. Это первый прокол. Я жую, жую, а пены нет и слюны тоже — пересохло во рту, как назло. Кое-как насобирал. Ну а потом, как горечь распробовал, пошла слюна, тут и запенилось. А натурально получилось? Похвали меня. Я люблю.
— Хвалю. А в чем второй?
— А второй прокол в том, что я не помню дней недели. Если бы я сразу вспомнил, что сегодня воскресенье, я бы не согласился завернуть в школу. Цепь ему, козлу, на шею сзади — и повез бы нас, куда приказали. Деньги же при нем были. Я в школу не побоялся заехать, потому что думал, там детишки. Не стал бы он при школьниках волыной пугать.
Князь достал пистолет. Протер рукавом, любовно погладил и понюхал дуло. Натренированным до автоматизма движением извлек магазин. Осмотрел.
— Полный! — Легким, точно рассчитанным ударом с послушным и ожидаемым щелчком вставил магазин на место. — У меня такой «макар» на службе был. А вообще, они дебилы. Нужно было меня бить не тогда, когда я на колени опустился, а когда я стоял. Ты заметил, что я уткнулся лбом в фундамент? Зачем? А затем, что я точно знал, что, во-первых, этот козел меня пригладит моей же цепью, а во-вторых, я тебе уже объяснял механизм бегущей волны. Самым сильным поражающим действием обладают последние звенья цепи. Видел, как распластало морду Коляна последними звеньями? Так вот, когда я просек боковым зрением, что этот козел поднимает цепь, я уперся лбом в бетон и не дал опоясать себя через лоб. Цепь шаркнула по стене, утратила скорость, мазнула по темени, и я отделался незначительной пробоиной.
