Изгой - Алиса Бодлер
Доволочив ноги до порога из последних сил, Герман отодвинул стул, что стоял напротив места, занятого Мэллори, и с шумом на него опустился.
– Доброе утро, братец, – со скромной улыбкой произнесла некогда бойкая девушка. Завидев парня еще на каменной дорожке, она застегнула кружевной воротник домашнего платья покрепче, не оставляя себе ни единого шанса на глубокий вздох.
– Моя ночь еще не закончилась, Мэллори, – крайне лениво отозвался юноша, переживая тяжелую борьбу с очередным истощением организма.
– Закончилась… – низко опустив глаза, продолжила новоиспеченная родственница. – Просто ты не готов это признать. Что у тебя на лице?
Юноша легко дотронулся тонкими пальцами до собственных скул и мельком оглядел тонкие, длинные пальцы. Белоснежные, изрядно огрубевшие от всех вытекающих его «службы» подушечки были покрыты пыльным, темным веществом.
– Сурьма, – безразлично бросил он, инстинктивно отворачивая свое лицо от собеседницы.
– Жуткий грим… – покачала головой Мэлл. – Должно быть, это помогает тебе пугать неугодных?
– Это напоминание самому себе, – едкая ухмылка озарила лицо Германа. – О том, кем я являюсь.
Тип ночной работы, которая была доверена старшему сыну, отрезал его от семьи, окончательно и бесповоротно. Николас и ранее выступал против ярких появлений своего старшего наследника на публике, но теперь поставил нелюбимому ребенку официальный запрет на сопровождение угодных родственников при свете дня. Смиряясь с новым статусом, присвоенным ему против воли, молодой человек обращал себя в истинного слугу тьмы, подчеркивая свет каре-золотистых глаз темной краской, обрамляющей уставшие веки. Он больше не протестовал, но переживал эту горечь по-своему, стараясь всячески подчеркнуть внутреннее состояние визуальным сгущением красок.
– Допотопный мейкап, – криво усмехнулся я. – Вроде того, что сейчас на тебе, мастер церемоний?
Джереми посмотрел на меня исподлобья, поправляя низкий фетровый цилиндр, красиво усаженный на его седых волосах:
– Смоки айс[16] были крайне непопулярны в конце девятнадцатого века. Поэтому намного эпатажней, мой мальчик. Намного.
Впервые за все время своих ночных бдений наедине с Оуэном я мог позволить себе спуститься вниз, на территорию основного гостевого зала с небольшой сценой. Прямо напротив были расставлены кованые железные столики, а по правую сторону располагался красивый винтажный бар, оформление которого отсылало к эстетике британских пабов, но никак не современных ночных заведений.
Мистер О сегодня делил территорию с собственными сотрудниками, занимая вальяжную позицию прямо за стойкой. Подобные вечера, по его словам, назывались «сменами ревизора», в которые сам хозяин терялся в толпе, выполнял работу наравне с подчиненными и вдобавок дотошно наблюдал за процессами. Но то была не просто смена – сегодня ночью в «Прятках» проходило костюмированное мероприятие в стилистике кабаре, и я был готов поспорить, что так называемый наблюдатель сегодня присутствовал здесь лишь для собственного удовольствия. Праздник, на который полагалось как следует наряжаться, он просто не мог пропустить.
Мои узкие черные джинсы и безразмерная форменная толстовка с надписью «ESCAPE» на фоне множества пестрых фраков, мини-платьев и переливающихся боди сегодня выглядели достаточно насмешливо.
– Знал бы… – смятенно начал я, бесцельно разбалтывая колу в высоком стеклянном стакане, заботливо поданном Джереми.
– Не пришел бы, – отшутился мужчина, одергивая на себе матроску, которая сегодня была самым ярким элементом его костюма. – Но ты и не предупреждал о том, что хочешь поговорить, так что извини… В курс дела тебя было не ввести.
Несмотря на то, что сегодня Оуэн изо всех сил наслаждался возможностью побыть настоящим шоуменом (которым, как я подозревал, он в душе и являлся), диалог у нас шел туго. Этого стоило ожидать: он все еще обижался на мой предыдущий выпад.
– Твоя приставка все еще в моем кабинете, – продолжил мистер О. Бармен в смешном котелке подал шефу мокрый стакан и полотенце, а тот с готовностью его принял и начал протирать так умело, словно работал за баром, по меньшей мере, полжизни. – Можешь пойти и поиграть. Как только начнется шоу, я поднимусь, и мы пообщаемся.
– Я не для этого пришел, – я опустил глаза на отполированную столешницу и принялся непроизвольно ковырять ногтем невидимое отверстие. – Хотел сказать, что, похоже, верю тебе, вот и все.
Со стороны моего собеседника послышался короткий, но многозначительный смешок.
– Что, не спросишь почему? – поднимать голову не хотелось, и я продолжал гипнотизировать сияющую поверхность. – Это на тебя не похоже.
– Зато ездить без спроса в сомнительные места для того, чтобы что-то себе доказать, – очень похоже на тебя.
– Мог бы и сказать, что главная в бывшей «Фармации Б.» – твоя мама! – вдруг не выдержав отсутствия эмоций у Оуэна, воскликнул я. То, что он уже был в курсе моих передвижений после всего, что я пережил несколько месяцев назад, меня больше не удивляло. – Хотя бы то, что она вообще все еще существует, эта аптека!
Молодой бармен, сегодня делящий свое рабочее место с Джереми, на повышение градуса нашего диалога никак не отреагировал и передал ему новый бокал на протирку.
– Ты не интересовался. А как заинтересовался, решил разобраться сам, – мистер О вздернул брови. – Яуже говорил, что без доверия у нас с тобой разговор не получится.
– При чем тут доверие! Это же твоя мама, черт возьми. – Я насупился и отставил стакан с колой подальше от себя. – Не чужой человек. Мы могли бы сходить туда вместе и поговорить с ней вдвоем. Я почувствовал себя идиотом!
– Я не случайно сменил фамилию, Боузи, – загадочно ухмыльнулся Оуэн. – Однако она интересовалась, в порядке ли ты. Выбежал, не дождавшись стакана воды, о котором попросил.
– Что, созванивался с ней каждый день, потому что знал, что я вскоре заявлюсь в аптеку?
– О, что ты! – хозяин клуба рассмеялся. – Не слышал ее больше полугода. Просто кудрявые русоволосые мальчики, которые интересуются историей проклятой части рода Бодрийяров, очень уж сильно бьют по ее травме поколений. И наверняка ошиваются возле своего «дяди», как и пару столетий назад.
Торжественная музыка известила нас о начале шоу.
– Все совсем не так, Герман, – Мэллори продолжала качать головой, как заведенная кукла. – Ты хочешь казаться плохим, потому что все так считают. Но, ведь это неправда.
Юноша недоверчиво осмотрел девушку, чувствуя, как холодные ощущения
