Старуха - Михаил Широкий
А пока что, оцепенев и обалдев при виде происходящего, он, не отрывая от гигантского грызуна остекленевшего, одурелого взгляда, стал медленно, едва переставляя внезапно обессилевшие, ставшие как будто ватными ноги, отступать к двери, уже почти бессознательно понимая, что оставаться в сарае, один на один с этим отвратительным монстром, от одного вида которого его мутило и к горлу подступала тошнота, нельзя. Что необходимо немедленно выбраться наружу, на свет, туда, где, может быть, всё-таки найдётся кто-то, кто придёт ему на помощь. Металлический прут выскользнул из его ослабевшей руки и с коротким тупым звоном упал на каменный пол. Голова потяжелела и закружилась с такой силой, что он, опасаясь не устоять на ногах, непроизвольно раскинул руки в стороны, стараясь ухватиться и придержаться за что-нибудь.
Однако то, что произошло затем, заставило Димона моментально позабыть о совсем не ко времени охватившем его изнеможении и ради спасения собственной жизни начать действовать более активно. Крысе как будто наскучило сидеть на одном месте и ужасать хозяина сарая своими невообразимыми, выходящими за рамки естественного и объяснимого метаморфозами. Или, быть может, она сочла, что достигла достаточных размеров и мощи для того, чтобы без опасности для себя совершить нападение на врага. Да и какую уже опасность мог представлять для неё, какое сопротивление способен был оказать ей обомлевший, помертвелый, едва державшийся на ногах человек, маленькими шажками пятившийся к двери и не сводивший с неё ошеломлённого, очумелого взора?
Чёрные, похожие на блестящие отполированные пуговицы глаза крысы сверкнули злобным торжеством. Неподвижный до этого хвост заметался из стороны в сторону, разбрасывая валявшийся на полу мелкий сор. Она повернулась к противнику всем своим громоздким, тяжеловесным, разбухшим, как бурдюк, телом, её пасть раскрылась, обнажив внушительные, чуть закруглявшиеся, острые как бритва зубы. Димон смотрел на них как заворожённый. Он уже словно чувствовал, как они вгрызаются в его изнемогающую, трепещущую плоть, как орошаются его горячей кровью, как проникают в него всё глубже, пронзают и разрывают внутренности и, наконец, впиваются в сердце, окончательно гася затухавшую, едва брезжившую в нём жизнь…
И через секунду, когда она, распахнув зубастую пасть ещё шире и взмахнув передними лапами с длинными когтистыми пальцами, немного напоминавшими человеческие, с низким утробным рычанием ринулась на него, он, поневоле выйдя из губительного для него в этот критический момент оцепенения, как ошпаренный, метнулся назад и выскочил из сарая. Захлопнул за собой дверь и привалился к ней всем телом.
И в тот же миг, едва он успел сделать это, изнутри раздался мощный удар, чуть не отбросивший его в сторону. Но он удержался и, отступив лишь на полшага, тут же приник к двери опять, вжался в её доски изо всех сил, точно слился с ними. Бродя при этом кругом растерянным, обалделым взглядом, тяжело, прерывисто дыша и беззвучно шевеля бескровными пересохшими губами.
Между тем изнутри удар следовал за ударом, один сильнее другого, сопровождаемые визгливым рыком и хрипением разъярённого зверя. И Димон понимал, что его скромных сил хватит ненадолго. Что если в ближайшие мгновения не подоспеет подмога, он не выстоит. Либо же дверь просто не выдержит обрушивавшихся на него раз за разом сокрушительных ударов, от которых сотрясался и жалобно поскрипывал весь сарай. И тогда жуткий, омерзительный хищник, неистовствующий сейчас внутри, вырвется на волю и получит возможность сделать то, ради чего он явился…
– Что ты делаешь? – послышался рядом негромкий, немного встревоженный голос.
Димон порывисто обернулся и сверкающими, обезумевшими глазами уставился на Мишу, остановившегося в шаге от него.
– Что с тобой? – спросил тот, с удивлением глядя на взмыленного, растрёпанного приятеля, выглядевшего так, будто он вырвался из горящего дома.
Димон не ответил. Вместо этого он ещё теснее припал к двери, удары в которую внезапно прекратились, упёрся в неё руками, точно поддерживая её, и усиленно затряс головой.
– Да в чём дело-то? – не выдержал Миша и, подступив к товарищу вплотную, заглянул в его расширенные, потемневшие от невыразимого ужаса глаза. – Чё тут случилось?
Димон поднял на него одичалый, полубезумный взор, опять помотал головой – непонятно, утвердительно или отрицательно – и наконец выдавил из себя:
– С-случи-ылось…
После чего вновь с беспокойством и страхом воззрился на дверь, от которой не мог оторваться, как если бы от этого зависела его жизнь.
И Миша, очевидно, понял это. В его глазах мелькнула тревога. Он перевёл взгляд на дверь и приглушённым, чуть дрогнувшим голосом произнёс:
– Там что-то есть?.. Или кто-то?
Димон, сглотнув горячую вязкую слюну, кивнул.
Миша слегка побледнел.
– К-кто? – с запинкой вымолвил он.
Димон помешкал с ответом. Казалось, он не знал, что ему сказать. Лицо его кривилось, словно от отвращения, по телу пробегала дрожь. Он ткнул пальцем в дверь и едва уловимо, точно опасаясь быть услышанным, выдохнул:
– Там… – и опять умолк: у него перехватило дыхание.
– Что там? – спросил Миша, глядя попеременно то на почти невменяемого, смертельно напуганного чем-то друга, то на дверь, которую тот продолжал подпирать корпусом и обеими руками. – Что там внутри?.. Да говори же! – нетерпеливо воскликнул он, видя, что товарищ лишь водит кругом стеклянными, подёрнутыми дымкой глазами и безгласно, как рыба, открывает и закрывает рот.
Димон на мгновение задержал на взволнованном Мишином лице свой блуждающий, казалось, мало что замечавший взор и, снова чуть скривившись, пролепетал:
– Крыса… г-громадная.
Миша нахмурился и качнул головой. Этот неожиданный ответ не показался ему таким уж странным. Если до смерти может напугать паук – правда, не совсем обычный, а размером с крупную собаку! – то почему бы не сделать того же самого крысе?
Подумав секунду-другую, Миша вскинул глаза на приятеля, по-прежнему не отрывавшегося от двери, будто слившегося с ней воедино, и отрывисто произнёс:
– Отойди.
Димон, точно услышав величайшую нелепость, в изумлении взглянул на товарища и не сдвинулся с места.
Но Миша настаивал:
– Отойди, говорю. Чё ты встал-то тут, как вкопанный?
Димон покосился на него и, как и прежде, очень тихо, полушёпотом, обронил:
– З-зачем?
Миша сделал нетерпеливое движение, но сдержался и, чуть разжимая губы, проговорил:
– Посмотреть хочу.
Димон опять косо зыркнул на него и пробурчал сквозь зубы:
– Нечего там смотреть.
– Дим, не дури. Это смешно, наконец. Отцепись ты от этой двери, – и, стремясь подкрепить свои слова, Миша положил руку на плечо напарника.
Но Димон стряхнул его руку, замотал головой и аж затрясся, всем своим видом демонстрируя, что ни за что на свете не отступится от двери.
Тогда Миша, поняв, что так он ничего не добьётся от,
