Изгой - Алиса Бодлер
Цепко обхватив тонкий локоток уже довольно уставшей Ангелины своими маленькими пальчиками, она с плохо скрываемым восторгом глянула в сторону Николаса, который теперь мог скорее начать свой монолог.
– Дорогие гости! – той любезной интонацией, что была недоступна членам семьи, начал он. – Достопочтенные джентльмены и очаровательные леди! Нет дней для этого дома счастливее тех, когда все вы заполняете своим теплом нашу гостиную. Его бывает так много, что мы, как полагается, не обходимся без маленьких хитростей…
Валериан, исполняющий роль импровизированного конферансье, который, казалось, был приставлен к отцу для того, чтобы усиливать его речь маленькими представлениями, торжественным жестом указал на все поверхности в гостиной поочередно. На тумбочках, столиках и каминной полке высились разноцветные глыбы льда, подкрашенные специальным химическим раствором мистера Эггерта. Он же использовался для наполнения рекламных бутылей в «Фармации Б.».
– …и искренне надеемся, что эти старания вы оцените по достоинству, как и все остальное! – речь Николаса достигла запланированной паузы, в которую ему хотелось слышать приветственные аплодисменты. Растянув дежурные улыбки праздничного типа, гости захлопали. – Спасибо, благодарю вас! Но сегодняшнюю речь я хотел посвятить отнюдь не сбору вашей бесценной похвалы, друзья. Это торжество вкуса, моды и красоты, сегодня имеет причину.
Сделав небольшой шаг в сторону, старик Бодрийяр крепко обхватил своего младшего отпрыска за плечо. Валериан выпрямился так, словно его сиюминутно затянули в самый тугой дамский корсет на свете.
– Мои последние трудовые годы были положены на то, чтобы ввести моих талантливых отпрысков в курс родового дела, которому положил начало наш великий дедушка… Мастер, которого вы знали как мистера Джека Бодрийяра. Три года мы шли к тому, чтобы наша фармация вошла в новый век – век процветания под руководством свежих, юных умов, которым подвластны новизна и перемены…
Герман почувствовал, как напряжение заставляет его тело вытянуться по струнке. Несмотря на то, что старший сын никогда не входил в список тех, кого был готов упомянуть Николас, – сейчас он продолжал говорить о наследниках во множественном числе. Могло ли сложиться так, что его протест был выражен слишком рано? И, зная правду о том, что именно давало продвижение делу отца, готов ли он был выйти сейчас на свет и встать рядом с этим двуликим монстром? Что делать ему с приглашением явить свое истерзанное семейными противоречиями нутро миру, если оно теперь поступит?
В панике осматривая толпу, молодой мужчина наткнулся на пристальный взгляд матери из противоположного конца гостиной. Несмотря на приличное расстояние между ними, Герман знал, что мать смотрит именно на него и чувствует себя ничуть не лучше.
– …Старший из моих сыновей, Герман, сегодня чувствует себя неважно, – без тени смятения лгал отец, прекрасно зная о том, что тонкий силуэт его нелюбимого отпрыска скрывается где-то позади. – И это можно понять! Работая со мной, должно быть, рано или поздно, превращаешься в пчелку…
Гости разразились искусственным, а от того чрезвычайно высоким по тональности смехом. Обладатель косматой прически позволил себе лишь криво усмехнуться и вошел глубже в тень.
Рассчитывать на то, что его работа удостоится отметки, было глупо.
Он таскался с Вуйчичами по ночному городу не для того, чтобы привести компанию к процветанию.
Должность «уборщика» досталась старшему сыну для того, чтобы хотя бы на йоту оправдать собственное право на существование.
– …Н, попрошу пчелку, которая трудится на благо всеобщего здоровья наших местных жителей. Каждый из вас, прибывших сегодня из столицы, посещает нашу фармацию, надеясь на то, что мы поможем узнать болезнь, взглянуть страху в лицо и победить его усилием наших профессионалов! Сейчас болезни городских – краеугольный камень, который мы, прилагая весь наш опыт и ресурсы, продолжаем совместно точить.
И вновь хлопки, на сей раз сопровождаемые шепотками. Тема повсеместного роста заболеваемости действительно была горячей. Эпидемия чахотки отнюдь не была забыта за сроком давности, потому как еще пару десятилетий назад успела коснуться каждой городской семьи. Сейчас над недугом был взят контроль, однако болезнь все еще часто встречалась и переносилась так же тяжело, как и раньше. И практически всегда – с неизбежной смертью несчастного.
– …Так, я отвлекся, – Николас откашлялся и, наконец, обратил свое внимание на сына, который, казалось, уже порядком утомился выгибать спину, а потому сцепил руки за спиной в крепчайший замок для опоры. – Сегодня перед вами – Валериан Бодрийяр, мой младший сын и будущий управленец всеми любимой «Фармации Б.». Этот муж, будучи шестнадцати лет отроду, трудится для вас, дамы и господа, с самого малолетства. И сейчас, предчувствуя свой скорый уход на покой, я уверен в том, что передам вас в надежные, умелые руки, которые по праву рождения наследуют гений нашей семьи!
– Выпьем же за это! – вдруг раздался крик из толпы. Старый друг Николаса, почти облысевший владелец мужского ателье Джонни Алонзо, сделал шаг вперед. – Выпьем за род Бодрийяров, что остаются на страже нашего здравия!
– Выпьем! – поддержал его двоюродный дядя Ангелины – сильная половина Эмерсонов, мистер Майкл.
– Ура! – подхватила толпа.
Музыка приглашенного оркестра полилась мелодичной рекой, сопровождаемая звоном бокалов с дорогим шампанским.
Что-то внутри Германа разбивалось поэтапно с каждым новым звуком. Надежда на то, что его жертва могла принести плоды хотя бы в виде расположения главы семьи, разрушилась, не успев толком сформироваться.
То, на что ему предстояло положить свою жизнь, не было способно вывести его из постыдного ранга. Он не мог стать лучше, насколько бы грязной ни была его деятельность.
В одном отец не врал точно – чувствовал старший сын себя действительно отвратительно.
Духовые инструменты свидетельствовали о том, что первым танцем должна была стать кадриль.
Стоило юноше покинуть свое укромное убежище, для того чтобы, наконец, вернуться в покои, он заметил, что какое-то незнакомое рыжеволосое существо до неприличия спешно направлялось к нему.
– Меня зовут Мэллори Томпсон! – нескромно выпалила весьма молодая девушка, наконец доволоча свои мятно-зеленые юбки до Бодрийяра. Ее вид намекал на то, что леди совсем недавно миновала старший школьный возраст, – более четырнадцати лет ей быть не могло. – Простите… простите, я так торопилась, знала, что вы уйдете.
Герман нахмурился. Сомневаясь менее минуты, он все же взял предложенную ладонь в шелковой перчатке и сделал вид, что коснулся ее губами. Однако же продолжал молчать. Имя плохо воспитанной гостьи было ему знакомо, но ничего не говорило о причине ее желания начать диалог.
– Миссис Эмили Доусон – моя тетя. Вы… Валериан говорил, что вы на самом деле здесь, – начиная чувствовать себя
