Бродяги Севера - Джеймс Оливер Кервуд
Глава VII
В дни, последовавшие за приключением у эскимосского иглу, произошло множество событий, которые заглушили в памяти Молниеносного тот удар копьем. Главным из них было то, что рука голода еще сильнее сжала Север своей крепкой хваткой. Стада карибу уходили все дальше на юго-запад. Их отступление прикрывали сильные вьюги, так что волки, чей кочевой инстинкт был не столь силен, теряли следы, могущие привести их в изобильные земли около Большого Медвежьего озера. В полярных же пустынях они боролись за выживание, голодали и гибли, ибо всюду – от Киватина до бухты Франклин – царил закон: «выживает самый приспособленный». Среди хищников частым спутником голода стал каннибализм. Молниеносный тоже превратился в отощавшую, злую тень, что рыскала повсюду в поисках пищи. Голод вконец его измучил за три недели, прошедших с той ночи, когда он привел волков к оленьему стаду. Он и Мистик снова охотились вдвоем, и, чтобы поддерживать свои силы, им приходилось выкапывать из-под снега и поедать мерзлый мох.
В эти дни голода и смерти Молниеносный держался ближе к побережью и эскимосским поселениям на берегах залива Коронации. Когда он собрал стаю около дальнего низкорослого леса, в ней было сто пятьдесят сильных и здоровых животных, теперь же от нее почти ничего не осталось. Прореженная голодом и лишениями, стая больше не мчалась под белыми звездами, словно полчище демонов. Над голыми равнинами не раздавался больше охотничий клич. Если кому-то из волков удавалось поймать хоть какую-то добычу, он оставлял все мясо себе и ревностно охранял его до последней косточки.
За целую неделю Молниеносному и большому лесному волку так и не удалось ничем поживиться, хотя они еще никогда не охотились столь усердно. Они обследовали окраины равнин, побережье и береговую кромку льда. С полдюжины раз они набредали на песцов, но эти маленькие «блуждающие огоньки» легко скрывались в непроглядной тьме. Однажды Молниеносному встретился тюлень, но ему раньше не приходилось иметь дело с таким зверем, и добыча ускользнула от него, прежде чем он сообразил, как с ней расправиться. Дважды они с Мистиком видели взрослых полярных медведей, убить которых им было не под силу. И ни разу за все это время им не попалось ни одного зайца там, где их должны были быть тысячи. Затем друзей постигло последнее и самое жестокое разочарование. Во время снежной бури они обнаружили следы овцебыка и шли по ним какое-то время, но следы оборвались – тропу замело снегом.
Наконец друзья распластались на узком скалистом уступе, оставленном ледником в склоне горы, дожидаясь, когда вновь покажется нечто, недавно мелькнувшее в призрачно-белом мареве ночи. Четверть часа они лежали неподвижно, будто примерзнув к земле. Впереди, в пятидесяти футах от них, возвышалась скалистая стена, уходящая к морю, и уже дважды из-за нее поднималась белая тень. Наконец, она в третий раз возникла перед их воспаленными красными глазами и исчезла.
Белый филин Вапину не видел волков. Он тоже оголодал и в своей жестокости дошел до того, что готов был унизиться до каннибализма. Даже среди себе подобных он выглядел настоящим чудовищем. Размах его крыльев достигал пяти футов. Когти были острыми, как кинжалы, и такими длинными, что он мог бы вспороть брюхо волку, если бы у него достало на то сил. А мощным клювом запросто проломил бы череп песцу. Он тоже охотился, но, ослепленный голодом, не смотрел на скалистый уступ, где лежали Молниеносный и Мистик. Его глаза буравили мглу, пронизанную светом звезд. Он не сомневался, что добыча, которую он караулил, покажется снова. Трижды он вылетал из-за скалы, но каждый раз момент был неподходящим для стремительного нападения. Смертельно опасный в своем дозоре, Вапину ждал. И готовился атаковать.
А над скалистой стеной хищно кружил, подлетая к ней все ближе и ближе, филин-чужак. Страх был неведом Вапину. Всю свою жизнь он не знал себе равных, и никто из сородичей не мог его победить. Он распугал или убил всех, кто мог посягнуть на его охотничьи владения, и, зная, что превосходит силой всех остальных, вел себя как истинный разбойник и тиран. В прошлом году он в приступе ярости расправился с собственным семейством и сейчас, вконец оголодавший, был поистине ужасен. Он отлетел чуть назад, но не для того, чтобы оценить величину жертвы и ее способность к обороне, а чтобы улучить момент поудобнее. Он не обращал внимания на то, что Низпак – невесть откуда взявшийся филин – был размером с него. Вапину не знал, что два дня назад тот убил почти взрослого песца и досыта наелся, что на своей территории Низпак вел себя как еще более опасный и кровожадный разбойник.
Когда Низпак в четвертый раз поднялся в небо, сверкая глазами в поисках добычи, Вапину, словно белое пушечное ядро, стремительно понесся на него из засады. В ход пошли не когти и не клюв, а крыло, и удар был мощным и хорошо рассчитанным. Низпак потерял равновесие, и его полет стал напоминать шатающуюся человеческую походку. Вапину вновь спикировал вниз, и, грохоча чудовищными крыльями, два старых убийцы рухнули на ледяную равнину. Вапину оказался в гораздо более выгодном положении, и любого другого филина он враз бы сокрушил таким ударом. Словно дубиной, он молотил Низпака крылом. Потом с пронзительным криком, в котором ярость смешивалась с торжеством, глубоко вонзил когти в густо покрытую перьями грудь Низпака и мощным клювом принялся долбить чужаку череп. Но Низпак был закаленным в схватках противником. Свободным крылом он тоже принялся молотить Вапину, который еще ни разу в жизни не испытывал на себе ударов такого сильного крыла. Оно молотило по его собственному крылу, опрокидывало Вапину набок, не давало продолжать смертельную долбежку Низпаковой головы. Тем временем изогнутые когти Вапину впивались все глубже. Они пронзили перья, кожу, плоть и кости и засели в теле, хотя Низпаку удалось опрокинуть Вапину. Теперь уже Низпак вовсю действовал клювом. Он вонзал его, словно заточенный штырь, в голову Вапину, через глаза добираясь до мозга. Какое-то время Низпак колотил по уже мертвому Вапину, а потом принялся выдираться из когтей, застрявших в его груди.
Все то время, пока шел этот яростный бой, Молниеносный и Мистик тихо подползали все ближе. Им оставалось преодолеть еще пятьдесят футов, когда Низпак наконец высвободился из когтей мертвого врага. Две серые тени метнулись в ночи. Низпак увидел их и мощным взмахом крыльев взлетел, но слишком медленно,
