Сергей Другаль - Мир Приключений 1990 (Ежегодный сборник фантастических и приключенческих повестей и рассказов)
— Расскажи мне об отце.
— Он — физик.
— Да, конечно, мы все об этом знаем. Говорят, он бросил твою мать из-за женщины.
Мэг резко попыталась было встать с камня, на котором сидела, но Кэльвин схватил ее за запястье и усадил.
— Спокойней, детка. Я ведь не сказал ничего, чего бы ты уже не слышала?
— Это действительно так, — ответила Мэг, но продолжала дергаться. — Позволь мне уйти.
— Успокойся. Ты знаешь, что это неправда, я знаю, что это неправда. И как только взглянешь на твою маму, сразу станет ясно, что бросить ее из-за другой женщины невозможно. Но люди такие злые, правда?
— Наверное, правда, — ответила Мэг, но ее счастливое настроение улетучилось, сменившись тягучим негодованием.
— Послушай, дурочка! — Кэльвин мягко ее потряс. — Я хочу, чтобы мне все стало ясно, хочу отделить факты от выдумки. Твой отец — физик. Это факт, правильно?
— Да.
— Он доктор нескольких наук?
— Да.
— Большую часть времени он работал один, но последнее время — в Институте высшего обучения в Принстоне. Правильно?
— Да.
— Еще он проводит исследования для правительства?
— Да.
— Вот и все, что знаю я.
— И я знаю не больше, — отозвалась Мэг. — Больше может знать только мама. Кажется, он был тем, кого называют — Секретный.
— Сверхсекретный, ты хочешь сказать?
— Вот именно.
— А в чем была его секретность, ты не знаешь? Мэг покачала головой:
— Нет. Не представляю себе. Правда, зная, где он, можно додуматься, чем он занимался.
— А где?
— Сначала он жил в Нью-Мексико, и мы вместе с ним; потом переехал во Флориду, на мыс Канаверал, и мы вместе с ним. А потом он должен был много путешествовать, поэтому мы и поселились здесь.
— Ведь этот дом всегда был ваш?
— Да. Но раньше мы жили в нем только летом.
— И ты не знаешь, куда послали твоего отца?
— Не знаю. Сначала мы получали очень много писем. Отец и мать писали друг другу каждый день. Думаю, что мама до сих пор пишет ему по ночам. Почтальонша над ней смеется.
— Я уверен: они думают, что ваша мама уговаривает его вернуться в семью, или что-нибудь в этом роде, — горько заметил Кэльвин. — Не могут они понять обычной, искренней любви, даже когда встречаются с ней. Ну а что дальше? Что случилось потом?
— Ничего. В этом-то все и дело.
— Ну а письма отца?
— Они перестали приходить.
— И вы ничего не знаете?
— Ничего. — Мэг еле говорила. В голосе слышалось страдание.
Они замолчали, и тишина была так же осязаема, как и тени, что лежали у ног.
Наконец Кэльвин произнес холодно и сухо, не глядя на Мэг:
— Вы думаете, он умер?
Опять Мэг попыталась вскочить, и опять Кэльвин ее удержал.
— Нет! Нам сообщили бы, если бы это было так. Ну, послали бы телеграмму или что-нибудь еще. Обязательно сообщили бы!
— А что они говорят? Мэг подавила вздох:
— Эх, Кэльвин! Мама много раз пыталась узнать. Где только она не была! Даже в Вашингтоне. Ей сказали, что отец выполняет секретную опасную работу, что им надо гордиться, но некоторое время он не сможет нам писать. И они сообщат о нем, как только будет возможно.
— Мэг, не психуй, может, они сами не знают?
Одинокая слеза поползла по щеке девочки.
— Вот этого я и боюсь!
— А ты поплачь как следует, — мягко сказал Кэльвин. — Ты ведь просто обожаешь отца, да? Так не стесняйся, плачь. Тебе станет легче.
Голос Мэг дрожал сквозь слезы.
— Я и так слишком много реву. А хочу быть как мама. Надо уметь сдерживаться.
— Твоя мама — совсем другой человек, и она намного старше тебя.
— Как мне хочется быть другой! Я ненавижу себя.
Кэльвин снял с нее очки. Потом вытянул из кармана носовой платок и вытер ей слезы. Этот жест совершенно расстроил Мэг, и она, положив голову себе на колени, разрыдалась. Кэльвин спокойно сидел рядом и гладил ее по волосам.
— Прости меня, — всхлипнув в последний раз, попросила она. — Мне очень жаль. Теперь ты возненавидишь меня.
— Мэг, ты законченная дурочка, — сказал Кэльвин. — Ты самая симпатичная девочка из всех моих знакомых.
Мэг подняла голову, и луна осветила ее залитое слезами лицо. Без очков глаза стали неожиданно прекрасными.
— Если Чарльз мутант, то я — биологическая ошибка.
Лунный свет отразился в скобках на зубах. Ей хотелось, чтобы Кэльвин возразил. Но он сказал:
— Ты знаешь, я в первый раз вижу тебя без очков.
— Я слепа, как летучая мышь, без этих стеклышек. Я близорука, как отец.
— У тебя глаза прекрасные. Не снимай очки. Пусть никто не знает, какие у тебя потрясающие глаза.
Мэг улыбнулась от удовольствия. Она почувствовала, что краснеет, и надеялась, что в темноте Кэльвин не заметит этого.
— Продолжайте, друзья мои, — произнес голос из темноты.
В лунном свете обозначился Чарльз Уоллес.
— Я не следил за вами, — быстро произнес он, — ненавижу вмешиваться в чужие дела, но оно близится, оно близится!
— Что близится? — спросил Кэльвин.
— Мы идем!
— Идем? Куда? — Мэг инстинктивно нащупала руку Кэльвина.
— Точно не знаю, — ответил Чарльз Уоллес. — Но думаю, мы идем искать отца.
Неожиданно им показалось, что на них из темноты прыгнули два глаза, — это лунный свет отразился в очках миссис Кто. Она стояла бок о бок с Чарльзом Уоллесом. И как она ухитрилась появиться здесь, где еще секунду назад не было ничего, кроме качающихся теней, Мэг так и не поняла. Тут же они увидели, как миссис Что карабкается через стену.
— Хорошо, чтобы не было ветра, — жалобно причитала она. — Так трудно справиться с этой одежкой.
Она была одета так же, как и в прошлую ночь, но вдобавок задрапировалась в простыню миссис Банкомб. Когда она соскальзывала со стены, простыня зацепилась за сучок и упала с плеч миссис Что, шляпа съехала на глаза, а другая ветка вцепилась в розовую накидку.
— Ой-ой! Никогда не научусь справляться с этими тряпками.
Миссис Кто словно ветром понесло к миссис Что, ее крошечные ножки едва касались земли, очки блестели.
— “Какую горестную боль приносит нам ничтожная вина”. Данте.
Ручкой, похожей на клешню, она поправила шляпку миссис Что, отцепила накидку от дерева, изящным жестом подобрала простыню и сложила ее.
— О, я так тебе благодарна! — произнесла миссис Что. — Ты так умна!
— “Старый осел знает больше, чем осленок”. А.Перетц.
— Только потому, что ты немножко младше, на несколько биллионов лет… — негодующе начала миссис Что, но ее прервал резкий, необычный, вибрирующий голос.
