Хайнц Конзалик - 999-й штрафбат. Смертники восточного фронта
Если бы не гипнотическое воздействие донесений фон Засса, он бы уже давно перенес свою ставку ближе к Чернозему, чтобы если и не быть в состоянии помочь, то хотя бы быть ближе к чему–то. Шерер подумал, что, наверно, ему следует так поступить, ведь, оставаясь в Ново–Сокольниках, он не мог предложить фон Зассу практически ничего. Ничего — за исключением радиосвязи, которая здесь была лучше, нежели в других местах. Да, но какие слова он мог сказать ему?
Ждите, помощь придет. Но сколько раз он уже повторял эти слова! Как, впрочем, и генерал Волер во главе боевой группы, который также поддерживал радиосвязь с фон Зассом. И это при том, что его боевая группа на данный момент почти не сдвинулась с места. Время же поджимало. Однако Шерер если и думал об этом, то лишь походя, поскольку то, что время поджимает, ему стало ясно еще неделю назад.
А еще человеческие потери. Убитыми, ранеными, пропавшими без вести. Семьсот человек уже в первые сутки, после того как 10 декабря русские возобновили наступление. Две тысячи человек к концу следующей недели. Гарнизон Великих Лук был более многочисленным и лучше вооружен, нежели группа, которую он возглавлял при Холме. Увы, ненамного больше и ненамного лучше вооружен.
Он подумал, что если бы при Холме нес потери такими же темпами, то потерял бы своих солдат уже через три недели. Более двух тысяч человек, почти треть от всей численности живой силы, что находится в распоряжении фон Засса. Русские пушки, русские пушки. На день или два, когда небо прояснилось и в его сторону дул ветер, ему был слышен их грохот. Он рокотал над Ново–Сокольниками, распространяясь дальше. С этого расстояния он казался даже громче, хотя Шерер привык за долгие месяцы, которые провел в разрушенном здании ГПУ города Холма. Лишь ужасный обстрел на первое мая, в тот день, когда погиб Бикерс, а от здания ГПУ не осталось камня на камне, был сравним по силе с теми чудовищными разрывами, которые беспрестанно доносились со стороны Великих Лук, стоило подуть ветру. И даже метель была бессильна ослабить, приглушить этот ужасающий грохот.
Одно радиодонесение, от 26 декабря, то есть полученное вчера, он прочел несколько раз. И не то чтобы положение дел, которое описывалось в нем, было более отчаянным. Просто оно оказалось длиннее остальных, в нарушение всех и всяческих протоколов. Шерер даже через радиоэфир едва ли не кожей чувствовал то ужасное напряжение, в котором пребывал фон Засс. Что неудивительно, ведь на Восточном фронте комендант Великих Лук фактически новичок. Впрочем, никаких выговоров Шерер делать ему за это не стал. Вместо этого он внимательно прочел донесение, прочел губами, словно хотел попробовать на вкус каждое слово. Нет, это было не радиодонесение. Скорее то было повествование, и его требовалось досконально изучить. Разве когда–нибудь ему доводилось видеть в официальных рапортах такие слова? Нет, вряд ли, такого он не помнил. Но он видел их четко и ясно — их, то есть вражеских солдат, которые, действуя совместно с танками и другим тяжелым вооружением, методично, один за другим, уничтожают их укрепленные пункты.
Ему вспомнилось, как русские танки прокатывали по всему Холму, словно злобная собачья свора, поливая огнем все, что попадалось им на пути, хотя толку от этого было мало. Ему вспомнился артиллерийский огонь русских, предсказуемый и совершенно неразумный. Впрочем, даже такой делал свое смертоносное дело. И тем не менее и он, и его солдаты выстояли. Ему вспомнилось, как через ослепительно–белые заснеженные поля волна за волной накатывалась русская пехота, и у него не было ничего, кроме пулеметов, чтобы остановить ее натиск. Так они и поступили: поливали русских огнем из пулеметов, но не допустили врага внутрь лабиринта снежных стен.
Так почему же тогда, при Холме, все давалось им с такой легкостью?
Боже, нет, это безумие. Ведь правда была ему известна, та самая абсолютная истина, которая скорее является исключением, нежели правилом в этом жестоком мире — от одной только мысли о том, что при Холме им якобы было легко, он горько усмехнулся.
Впрочем, смехом это было назвать трудно. Какая глупость!
Да, тогда они выстояли. Вот и все, хотя никто не пришел им на помощь. А вот Великие Луки падут, если только к ним не прорвется группа Волера.
Теперь он уже не думал: эх, был бы я там, в цитадели! Эх, если бы командование оказалось в моих руках! Я бы тогда…
Впрочем, в самом начале такие мысли по привычке приходили ему в голову, пусть даже ненадолго, скорее как минутная причуда. Вот только какая от них польза…
Он прекрасно знал, что стало бы с ним и его солдатами год назад, если бы враг действовал тогда так, как он действовал в этом году. Для этого было достаточно прочесть донесения фон Засса.
Несколько дней назад он подписал приказ о представлении фон Засса к Железному кресту и уже в считаные часы получил одобрение Берлина.
И все–таки надежда не оставляла его, потому что так бывает всегда. Игрок, играющий в ту или иную игру, может переворачивать одну за другой бесполезные карты, прекрасно зная, что существует объективная вероятность того, что в конце концов ему выпадет удача. И подчас ситуация оборачивается в его пользу лишь с самой последней картой, а вместе с ней и смешанное с удивлением осознание того, что все неудачи позади. Впрочем, неожиданностью обычно бывает не то, каким образом все завершилось, сколько эмоциональная реакция по этому поводу.
А до тех пор в душе всегда живет надежда. Группа Волера по–прежнему пробивалась вперед, сквозь метель и ветер, пытаясь нащупать в линии обороны врага слабое место.
И точно, буквально сегодня утром имели место крупные перемены. Правда, скорее для самого Шерера, а не для фон Засса.
— Он опаздывает с очередным донесением, — произнес Шерер, обращаясь к майору Метцелаару.
Тот тотчас заговорил с радистом. Даже не вставая со своего места, Шерер отчетливо слышал их разговор.
— Наверно, виновата погода, — произнес Метцелаар.
— Похоже на то, — ответил Шерер, — и все равно постарайтесь установить с ним связь.
На это ушло некоторое время, поскольку с первой попытки сделать это не удалось. Наконец они пробились сквозь эфир. Фон Засс сообщил, что русские глушат их радиочастоты.
— Переключитесь, — посоветовал ему Метцелаар.
И вновь пауза, пока оператор настраивал ручки.
Впрочем, тем же самым в эти минуты был занят и радист в цитадели. Или же теперь в Казарменном комплексе на восточном берегу Ловати, куда несколько дней назад фон Засс перевел свой штаб.
Шерер поднялся с места. Радист кивнул. Шерер подошел к небольшому столу и сел. В комнате было душно. Он вытер шею, во впадине между ключицами скопился пот.
