Ганс Киншерманн - Кроваво-красный снег. Записки пулеметчика Вермахта

Ганс Киншерманн

Кроваво-красный снег. Записки пулеметчика Вермахта

Глава 1. В пути

Сегодня 18 октября 1942 года. Сижу на охапке соломы в грузовом железнодорожном вагоне военного эшелона. Насколько это возможно при движении с бесчисленными рывками и толчками, делаю эти первые записи в моей новенькой тетрадке. Три года назад мы погрузились в этот поезд — примерно триста новоиспеченных 18-летних новобранцев, сопровождаемых несколькими ефрейторами, обер-ефрейторами и унтер-офицерами.

Нам, наконец, предоставляется возможность короткого отдыха. Последние три дня были чрезвычайно трудными и полными всевозможных событий. Перед отправкой на фронт нас срочно перебросили в тренировочный лагерь в Штаблаке, в Восточной Пруссии. Вчера командир тренировочного батальона в Инстербурге выступил перед нами с ободряющей речью о той роли, которую нам предстоит сыграть в военных действиях в России.

Для нас это была великая минута — мы, наконец, закончили курс боевой подготовки и считаемся без пяти минут солдатами, которых скоро отправят на Фронт.

Речь командира воодушевила нас, вызвав немалую гордость. Он говорил о военных успехах вермахта и о той великой миссии, которая возлагается на нас от имени фюрера и нашей любимой родины. Мы должны приложить все силы и боевые навыки и умения, которыми нам удалось овладеть. Наше отношение к этому было самым благожелательным, потому что, наконец, завершились наши ежедневные мучения. Шесть месяцев боевой подготовки означали для нас суровую школу, где послушание ставилось превыше всего. Мы еще долго не забудем нашу учебку и то, как строго нас там муштровали.

Но теперь все это осталось в прошлом. Мы с нетерпением смотрим в будущее, ждем наступления новой светлой эры. После того, как командир разрешает нам разойтись, мы в великом возбуждении выходим за ворота инстербургского тренировочного лагеря и направляемся прямо к вокзалу. Наши строевые песни еще никогда не звучали так жизнерадостно, как в это солнечное осеннее утро.

Тренировочный центр Штаблак хорошо известен старослужащим как место, где поддерживается очень строгая дисциплина, и военная подготовка осуществляется самыми жесткими методами. В настоящее время он служит транзитным лагерем для частей пополнения, отправляемых на фронт. Никто не знает, на какой именно участок передовой нас отправляют, потому что подобная информация строго засекречена. Нам выдали паек на три дня и погрузили в эти вагоны. С тех пор мучаемся все тем же вопросом — куда нас отправят? Единственный, кто знает ответ на него, — это обер-ефрейтор с Железным крестом 2-го класса и значком за ранение. Он находится в нашем вагоне, но ничего нам не говорит, и лишь молча попыхивает курительной трубкой. Он, а также еще несколько солдат, у которых на рукавах имеется одна-две нашивки, скорее всего, совсем недавно прибыли из роты для выздоравливающих. Начальник эшелона, наш Transportfuhrer, разместил их в каждый вагон на правах старших, которым мы должны подчиняться. Насколько мы понимаем, они возвращаются в свои части, в которые в качестве пополнения можем попасть и мы.

Кто-то услышал, что нашей будущей частью станет старая кавалерийская дивизия, превращенная в танковую, и дополненная двумя пехотными полками. Свидетельством этого является желтая окантовка на наших погонах. Желтый — традиционный цвет этой бывшей кавалерийской части, какое-то время воевавшей под Сталинградом. Я не придаю особого значения подобным слухам — поживем-увидим.

Из шестнадцати человек, едущих в нашем вагоне, со мной рядом находятся всего шесть парней из нашей учебной роты. Остальных я еще не очень различаю. С нами едет Ганс Вейхерт, он вечно голоден. Рядом с ним высокий парень по фамилии Вариас из нашей тренировочной роты. Вот Кюппер, высокий мускулистый блондин. Четвертый солдат — спокойный, сдержанный Громмель. Есть среди нас и Гейнц Курат, который любит играть на губной гармошке. Последний — Отто Вильке, который каждую свободную минуту использует для игры в карты. Даже сейчас, когда я пишу эти строки, он сел играть вместе с несколькими другими солдатами.

Вспоминаю дни, проведенные в учебке, где, несмотря на строгую дисциплину и тяжелые физические нагрузки, я даже в самые трудные минуты не переставал радоваться жизни. Я думаю о прогулках по Инстербургу и посещении кафе-дансинга «Тиволи», где можно познакомиться и потанцевать с местными девушками. Признаюсь, я немного стесняюсь в таких случаях и в обществе девушек иногда краснею, однако всегда пытаюсь найти этому достойные объяснения. Пока что близких друзей у меня нет, наверное, потому, что я слишком требователен к людям.

19 октября. Сегодня воскресенье, но я этого не чувствую. Минувшей ночью было довольно холодно, но сейчас, на рассвете, мне удалось немного согреться. Снаружи мимо нас проплывает сельский пейзаж. Природа довольно скудная — куда ни посмотри, всюду жалкие деревянные домишки и полное запустение. Мы проезжаем мимо крошечных деревень, где преобладают строения с соломенной крышей и развалины кирпичных зданий.

На следующей станции видим людей, они стоят на рельсах и на платформах. Среди них есть те, кто одет в немецкую военную форму. Они похожи на охранников. Некоторые из нас машут из окон руками, но приветственных взмахов в ответ не получают. Наш поезд движется очень медленно, и люди, стоящие впереди, не сводят с нас глаз. Среди них много женщин, на головах у которых платки, тогда как у мужчин я вижу какие-то остроконечные шапки. Должно быть, это поляки. У них всех подавленный вид. В руках у этих людей лопаты и кирки для работы на железнодорожных путях.

На отдельных главных остановках нам дают горячий кофе, и иногда свежую колбасу. От консервированного мяса нас уже воротит. Мы также находим время помыться и привести себя в порядок. Нам точно неизвестно, где мы находимся, однако прошлой ночью наш эшелон, похоже, въехал на территорию России.

На рассвете мы неожиданно услышали доносящиеся от головы поезда звуки винтовочных выстрелов. Эшелон останавливается. Звучит сигнал тревоги. Где-то рядом находятся партизаны, они явно заинтересованы содержимым грузовых поездов. Становится тихо, и ничего больше не происходит.

23 октября. День за днем мимо нас проплывают огромные просторы России. С обеих сторон, куда хватает глаз, тянутся бескрайние поля, на которых видны сараи и усадьбы — так называемые колхозы. Вдали вижу группу людей, растянувшихся длинной цепью. Приглядевшись, понимаю, что это женщины, нагруженные какими-то массивными узлами и свертками. Рядом с ними идут мужчины исключительно с пустыми руками. Ганса Вейхерта сильно раздражает то, что местные мужчины идут налегке, позволяя женщинам нести тяжелую поклажу. Старший нашего вагона, обер-ефрейтор, поясняет: