Индийский ноктюрн - Антонио Табукки
Кристина с напряженным вниманием следила за моим рассказом, глядя на меня и пожевывая корешок мяты.
– В Гоа, – сказал она, – именно в Гоа? Интересно. И что происходит здесь?
– Здесь у него происходят встречи с другими людьми, – продолжил я, – он ездит то в одно, то в другое место, потом как-то вечером приезжает в один городок и там все понимает.
– Что значит «все»?
– О, – сказал я, – он не находил меня по очень простой причине – я поменял свое имя. Но ему удается это понять. В сущности, не так-то трудно было догадаться, потому что с этим именем он был некоторым образом связан много лет назад. Правда, я это имя надежно закамуфлировал. Не знаю, как он к этому пришел, но тем не менее пришел, может, по счастливой случайности.
– И что же это за имя?
– Найтингейл.
– Красивое имя, – сказала Кристина, – поехали дальше.
– Ну, в общем, там под предлогом, что ему нужно заключить со мной важную сделку, он узнает мой нынешний адрес, кто-то ему говорит, что я живу в отеле люкс на побережье типа нашего.
– О-ля-ля, – сказала Кристина, – здесь, пожалуйста, поподробнее, мы находимся внутри декорации.
– Да, – сказал я, – именно так, для декорации возьмем эту. Допустим, стоит, как сегодня, теплый вечер, благоухающий ароматами, отличная гостиница на море, большая терраса со столиками и горящими свечками, музыка под сурдинку, предупредительные и услужливые официанты, разумеется, изысканная еда, международная кухня. Я сижу за столиком с красивой женщиной, девушкой, похожей на вас, с виду иностранкой, стол – с противоположной по отношению к нашей стороны террасы, женщина смотрит на море, а я осматриваю другие столы, мы приятно беседуем, женщина изредка смеется, это видно по ее плечам, в точности, как вы. В определенный момент… – Я замолчал и посмотрел на террасу, пробежавшись взглядом по лицам людей, ужинавших за другими столами. Кристина разгрызла мятный стебелек, сдвинув его в уголок рта, словно сигарету, и была вся внимание.
– И что же происходит в определенный момент?
– В определенный момент я его вижу. Он сидит за столиком в глубине террасы, с другой ее стороны, точно в таком же, как я, развороте, мы смотрим друг другу в лицо. С ним тоже женщина, но она сидит ко мне спиной, поэтому я затрудняюсь сказать, кто она. Возможно, я ее знаю или думаю, что знаю, она мне напоминает одну особу или даже двух, одной из которых могла бы быть. Но издалека при свете свечей это трудно установить, терраса огромная, в точности как эта. Вероятно, он просит женщину не поворачиваться, долго смотрит на меня, не двигаясь, вид довольный, он чуть ли не улыбается. Возможно, он тоже думает, что знает женщину, с которой я ужинаю, она напоминает ему одну особу или даже двух, одной из которых могла бы быть.
– Короче, человек, искавший вас, в результате вас находит, – говорит Кристина.
– Не совсем так, – сказал я, – это вовсе не так. Он так долго меня искал, что, найдя, теряет охоту искать, простите за тавтологию. Я тоже не желаю быть обнаруженным. Мы оба думаем одинаково и лишь продолжаем друг на друга смотреть.
– А дальше, – спрашивает Кристина, – что происходит?
– Один из нас допивает свой кофе и ставит чашечку на стол, складывает салфетку, поправляет галстук, допустив, что он в галстуке, кивком подзывает официанта, рассчитывается, встает, как настоящий джентльмен, отодвигает стул за своей дамой, которая поднялась вместе с ним, и уходит. Все. Книжка закончена.
Кристина смотрит на меня недоуменно.
– Мне кажется, конец несколько слабоватый, – говорит она, опуская кофейную чашку на стол.
– Мне тоже так кажется, – сказал я, опуская на стол свою чашку, – но других решений я не вижу.
– Конец рассказа совпадает с концом ужина, – говорит Кристина.
Мы закуриваем, и я знаком подзываю официанта.
– Послушайте, Кристина, – говорю я, – вы должны меня извинить, я передумал, сам хочу оплатить наш ужин, думаю, у меня хватит средств.
– Этот номер не пройдет, – возразила она, – наш договор был ясный, приятельский ужин на равных.
– Прошу вас, – настаивал я, – примите это как мое извинение за скучный вечер.
– Напротив, я повеселилась от души, – не сдавалась она, – и требую оплатить половину.
Подошел официант и кое-что прошептал мне на ухо, затем удалился своей кошачьей походкой.
– Мы бесполезно спорим, – сказал я, – ужин бесплатный, его оплатил постоялец отеля, пожелавший остаться неизвестным. – Она с удивлением на меня посмотрела. – Наверное, ваш поклонник, – сказал я, – джентльмен погалантней меня.
– Не говорите глупости, – сказала Кристина. Потом напустила на себя обиженный вид. – Это нечестно, вы заранее договорились с официантом.
Потолки коридоров, по которым попадаешь в номер, были отделаны полированным деревом и шли под наклоном, как в монастырских двориках, смотревших в темноту, на растительность, окружавшую эту роскошь. Мы, наверное, были одни из первых, кто, отужинав, покидал террасу, остальные посетители устроились в шезлонгах и слушали музыку. Мы шагали бок о бок, молча, в глубине коридора пролетела крупная ночная бабочка.
– Что-то меня не устраивает в вашей книге, – сказала Кристина, – не знаю что, но не устраивает.
– Я с вами согласен, – ответил я.
– Послушайте, – сказала Кристина, – это невыносимо, вы всегда соглашаетесь с моей критикой.
– Но я в этом убежден, – сказал я с уверенностью, – честное слово. Должно быть, как на той вашей фотографии, увеличение упраздняет контекст, на все надо смотреть издали. Méfiez-vous de morceaux choisis.
– Вы надолго остановились?
– Завтра уезжаю.
– Так быстро?
– Меня ожидают дохлые мыши, – сказал я, – у каждого своя работа. – Я попробовал повторить жест смирения, который сделала она, рассказывая о своей работе. – Мне тоже за это платят.
Она улыбнулась и вставила в замочную скважину ключ.
Антонио Табукки автор «Индийского ноктюрна» и других произведений
Антонио Табукки родился в Пизе 24 сентября 1943 года, в тот день, когда союзники впервые бомбили с воздуха этот тосканский город, оккупированный нацистами. Он был единственным сыном медсестры Тины Парделлы и коммерсанта Адама Табукки. Мальчик рос и воспитывался в семье бабушки и дедушки с материнской стороны в городке Веккьяно, неподалеку от Пизы. Уже в детские годы он проявил склонность к литературе, его любимыми книгами были «Пиноккио», «Путешествия Гулливера» и «Дон Кихот». Но по-настоящему он вник в литературу, по его признанию, в подростковом возрасте, когда лежал с загипсованной ногой и
