Александр Вельтман - Приключения, почерпнутые из моря житейского
«Вы встретили меня у господина Далина как жертву несчастия и предлагали кров и покровительство. Я колебалась принять ваше предложение, потому что боялась ожить душою: мне хотелось быть где-нибудь погребенной заживо, не в столице, а в деревне. Предложение господина Туруцкого было сходнее с моим желанием. Но судьба послала мне новую беду. Старик влюбился в меня без памяти, предложил мне свою руку. Я чувствовала, что этому больному добряку нужна не жена, а заботливая нянька. Мысль, что я могу успокоить, усладить его старость нежными заботами, соблазнила меня, увлекла мое пылкое сердце, склонное к добру. Я решилась. Но когда пришла торжественная минута, во мне не стало сил посвятить жизнь на то, чтоб лелеять и баюкать труп. Я заболела. И теперь не знаю, что делать. Выведите меня из этого ужасного положения; приезжайте ко мне сейчас же по получении записки, мне необходимо с вами говорить… При первой встрече с вами я оценила вас…
Эрнестина»
– Эрнестина! Ах, какое имя! Эй! – крикнул Чаров.
– Чего изволите? – спросил вошедший камердинер.
– И я так худо понял ее!… Ну, что ж, одеваться-то!
– Что изволите надеть?
– Ска-а-тина! карету скорей!…
– Карету подали-с.
– Шляпу!
– А одеваться-то-с?
– Пьфу, урод! Ничего не скажет! Давай.
Чаров, как ошалелый, торопясь влезть скорее в платье, то попадал не туда ногою, то рукою, разорвал несколько пар жилетов и фраков и, наконец, схватил шляпу и поскакал.
КНИГА ЧЕТВЕРТАЯ
Часть десятая
I
Так вот, брат, Борис Игнатьич, какой казус!
– Да, вот оно; поди-ко-сь, разбирай!
– Да!
– О-хо-хо!
– Ну, а он-то что?
– Он-то? постоял-постоял, да и пошел; а теперь и валандайся с ним.
– Ах ты, господи!… Ну, а она-то что?
– А ей-то что? она ничего.
– Э, чу! – звонит барин.
– Слышу…
– Ступай!
– Так, брат, надоело ступать, что и не приведи господи… Что, кажется, за служба: «Эй! Борис!…» – «Что прикажете, ваше превосходительство?» – «Ну, что, как?» – «Да ничего, слава богу». А потом опять: «Эй, Борис! Ну, как, что?…» Вот-те и вся недолга. А поди-ко, вскочи с места раз сто в день, да столько же в ночь, да помайся маятником, так и узнаешь, как укатали бурку крутые сивки… пьфу! как укатали горку… Ну! замолола!… Чего изволите?
– Что, как здоровье Эрнестины… Петровны?
– Я вам сейчас изволил докладывать… Ох, бишь, ваше превосходительство изволили спрашивать.
– Что спрашивать?
– Да о здоровье госпожи мадамы.
– Когда ж ты докладывал?
– Да вот, сейчас только.
– Сейчас!… Ах, глупец!… В час бог знает какие могут быть перемены! Поди!… узнай… расспроси подробно… расспроси, как, что… да что ж доктор? а?
– Я докладывал, что Жюли говорит, что, дескать, вчера был их собственный доктор и прописал лекарство, порошки, а сегодня им неугодно доктора.
– Неугодно доктора?… как же это можно!…
– Да так, верно просто нездоровы, а не то чтобы больны.
– Просто нездоровы! Ах, глупец!… Ее надо уговорить… я ее уговорю… Это невозможно!… Давай… ну!
– Что прикажете?
– Дай… руку… пойдем.
– К чему ж, ваше превосходительство, беспокоиться-то вам: ведь уж сколько раз вы вчера изволили беспокоиться, а она и принимать вас не хочет.
– Не хочет! Как не хочет?… врешь! Не может принять: это дело другое.
– Я так и доложил.
– Врешь, не так. Поди, узнай: лучше ли; да скажи Жюли, чтоб она… уговорила ее… уговорила… понимаешь?… что нельзя… лекарство необходимо… слышишь? лекарство необходимо!
– Слышу, ваше превосходительство; ведь я уж, как изволили приказывать, раза три говорил… какое три, раз пять говорил, а Жули говорит, что они не хотят, то есть не могут принимать лекарства.
– Не могут? как не могут? – проговорил с испугом Платон Васильевич, приподняв голову с подушки вольтеровских кресел… – Не могут! Что ж это значит?… Что сделалось с ней?… От меня, верно, скрывают опасность… верно, скрывают!…
– Кто ж скрывает, сударь! Я так точно, аккуратно докладывал, как все есть, без утайки. Что ж и таить-то: известно, что они не русские, так у них, стало быть, свои обычаи. Вот, ведь я по чести доложу вашему превосходительству, что сроду не видывал, чтоб какая-нибудь мадам лечилась. Примерно сказать, у Мускатовых была мадам: сроду не лечилась; да и больна-то никогда не бывала; да отчего и больной-то быть: кушают, так сказать, для виду, только слава, что кушают; а сидят всё дома, при детях; а на детей-то ветерок не пахни; так и простудиться-то нельзя…
Платон Васильевич смотрел на Бориса и, казалось, внимательно слушал его.
– А уж сами изволите знать, – продолжал Борис, – что все француженки на одну стать: здоровье-то и здоровьем нельзя назвать; а вся болезнь-то их – дурнота. Понюхают спирту – и прошло; не то, что у нас: уж если заболел, так и слег, а как слег, так не скоро подымешь…
Под говор Бориса Платон Васильевич забылся. Борис на цыпочках выбрался из спальни.
Только что Борис за дверь, вдруг снова колокольчик.
– Ах ты, господи! – проговорил Борис, воротившись в спальню.
– Что прикажете?
– Что, как?… справлялся?
– Эх, ваше превосходительство, – заговорил Борис с досадой, – вот когда вы принимали пилюльки-то, так спокойнее и здоровее изволили быть; а как перестали принимать, так вот оно и не совсем хорошо, часто и не по себе. Ей-богу, изволили бы принять пилюльку, или за доктором бы послать, чтоб прописал свежих: те-то стали как сухой горох.
– Да, да, послать за доктором, послать скорей… она, должно быть, опасно больна!…
– Больна! – рассуждал Борис, выходя в переднюю, – видишь какую болезнь нагнала! Известное дело: просто раскапризилась… что-нибудь не по ней. А уж чего барин не накупил: одна шляпка с плюмажем чего стоит! двести рублей! Господи ты боже мой! Шляпка двести рублей! Пьфу!… Платок – муха крылом пробьет, пятьсот рублей!… Туфли – пятьдесят! Фу ты, пропасть! провались она сквозь землю! шпильки, булавки, все брильянтовые!… Вот она, старость-то… Спустя лето в лес по малину!… Ступай, брат Вася, к нашему доктору; скажи, что, дескать, барин оченно нездоров, так чтоб пожаловал скорее.
Покуда приехал доктор, Платон Васильевич успел раз десять взболтать в Борисе всю внутренность допросами о здоровье мадам Эрнестины.
– Божеское наказанье! Господи, когда это кончится! – взмолился Борис. Молитва его была услышана: только что он в двери, а доктор навстречу.
– Батюшка, Иван Федорович! – крикнул с радости Борис.
– Что барин? болен?
– Болен, сударь, верно.
– Опасно?
– А бог его знает, опасно ли, нет ли; обстоятельство-то такое, что бог его знает!… Извольте посмотреть.
