А еще был случай… Записки репортера - Илья Борисович Гейман
Кто не может учить – управляет.
Бернард Шоу
Да, так я все-таки закончу историю о профсоюзе. Хотя, предупреждаю, финал получился не героический.
Собрание состоялось. Проводили старого профорга. Парторг предложил мою кандидатуру. Народ заволновался: мы его не знаем, со стороны прислали, пусть покажется…
Я встал. Собрание успокоилось: знаем мы его, в линотипном работает, хороший парень.
Так я стал председателем профсоюзного комитета.
На следующее утро ко мне подошла женщина, сказала, что работает в переплетном цехе.
– У меня просьба к тебе, как к профсоюзу. Я вдова – на мужа похоронка пришла. Где могила – не знаю. У нас сынок подрастает. В первый класс идти надо, а на ноги надеть нечего. Старые галоши веревками привязываем. Пойдет так в школу, засмеют ребенка – на всю жизнь рана в душе останется. Может профсоюз подсобит?
– Сколько денег надо?
– Не знаю…
– Пойдите в магазин, узнайте цену ботинок и приходите. Твердо не обещаю, потому что не знаю, как это делается. Но постараюсь помочь.
Мальчонка пошел в школу в новых ботинках.
Через какое-то время подошла еще одна работница. Тоже вдова. Тоже ребенок сирота. Скоро грянут морозы. На голове панамка. Другого нет. На улицу не выпустишь. Нужна ушанка, а денег нет.
Выписали мы постановление на ушанку.
Но просьбы не кончались. Народ бедствовал после войны. Без мужей, без отцов…
Мы помогали – сил не было отказывать. Правда, другие нужды не удовлетворяли – берегли деньги. Но сиротам помогали от души.
Однажды ко мне подошел незнакомый мужчина. Представился:
– Я из краевого комитета профсоюза. Ревизор. Мне нужно получить документы вашего профсоюза для проверки.
– Хорошо. Приходите в конце смены, я вам все передам.
– Вы меня не поняли. Я ревизор. Это срочно. У меня нет времени ждать конца смены.
– Это вы меня не поняли. Я сейчас набираю завтрашний номер краевой партийной газеты. За три часа у вас ничего страшного не случится. Но если выпуск газеты опоздает на три часа – представьте, что будет и с вами, и с вашим краевым комитетом.
…На следующий день ревизор пришел к концу смены.
– Нам нужно серьезно поговорить!
– Сейчас?
– Да, срочно!
– Хорошо. Я заканчиваю работу. Пойдем в партком и там поговорим.
В парткоме ревизор каким-то посуровевшим тоном сказал:
– Я должен зафиксировать в акте, что у вас совершено тяжкое преступление.
– Нельзя ли подробнее?
– У вас исчезли все профсоюзные деньги…
– Они не исчезли. На каждый рубль есть протокол. Я передал вам папку с документами.
– Протоколы подписаны двумя людьми. Таких бумажек можно составить сколько хочешь.
– Вы обвиняете нас в том, что мы с заместителем поделили между собой казенные деньги?
– Я пока не обвиняю. Только фиксирую.
– Мне кажется, ревизор должен не просто фиксировать, а фиксировать правду. Пойдите по протоколам к сиротам домой и убедитесь, есть ли у них новая обувь, одежда, портфели, тетради…
– Я без вас знаю, что мне делать. Вам не удастся меня запутать. Но если представить, что хищения не было, что вы тогда сегодня сделаете, если срочно потребуются деньги?
– Не понимаю…
– Ну, допустим, кто-нибудь умрет. Надо помочь с похоронами.
– Я думаю, похорон еще нужно ждать, да и случатся ли они в ближайшем будущем? А сироты убитых солдат сегодня могут вырасти безграмотными или сидеть дома взаперти, спасаясь от холода. Ну, а если срочная помощь все-таки потребуется, попросим у директора – он не откажет.
Мы так и не поняли друг друга – наверное, у нас истории жизни были разные.
А потом случилось профсоюзное собрание. Нас в преступлении не обвиняли. Это было бы глупо, потому что все, получившие помощь, находились в зале. Но трепку для порядка устроили крепкую. И как бы ни кричали матери сирот в нашу защиту, нас выгнали с треском из профсоюзного комитета.
* * *
На своем дворе всякая собака лает.
Киплинг.
Зима поторопилась. Начались ранние заморозки. Преждевременно выпал первый снежок. И это было только начало.
Утром я вышел из дому – спешил к началу смены. С порога увидел: ночью прошел большой снегопад. Все вокруг было белым-бело. Ступил на землю – снег выше колен. И нигде ни дорожки расчищенной, ни тропинки. О специальной технике для этого дела никто и слыхом не слыхал.
Пришлось самому, собственным телом прокладывать путь по снежной целине.
Добрался до перекрестка. Услышал пение. Прислушался – на громкоговоритель не похоже. Завернул за угол, а там – японцы. Много японцев. Человек двести, а, может, и триста. Они выстроились по-военному, заняли всю ширину проезжей части улицы и вроде бы шагали на одном месте. И пели. “Выходила на берег Катюша, выходила на берег крутой…” Впереди как бы шагал знаменосец и держал в руках развевающееся красное знамя.
Я присмотрелся: военнопленные не топтались на месте. Сантиметр за сантиметром они все же двигались вперед.
Подождал, пока вся когорта не протопала мимо меня под “Катюшу” и увидел за ними плотно укатанную дорогу.
Город освобождался от последствий стихии.
Я пожалел, что японцы пока утаптывали дорогу не в мою сторону. Пришлось снова пробираться на работу по снежному бездорожью.
* * *
Чтобы дойти до цели, надо прежде всего идти.
Оноре де Бальзак.
По выходным дням я время от времени ездил на побывку домой. Благо это было недалеко – часов шесть езды на поезде. Собрался и на тот раз.
Пошел по магазинам за покупками. В универмаге увидел крошечные белоснежные фетровые валенки. Они были кстати – кроме брата Кима у меня появилась сестренка Софа. Ей обновка будет в самый раз.
Купил валенки и отправился в путь. Но дома меня ждало разочарование. Родители рассказали, что уже купили ребенку точно такую же обновку.
– Возьми с собой в Хабаровск, – посоветовали они. – Вернешь в магазине, где купил.
В магазине, увы, покупку у меня не приняли.
– Отнеси на толкучку и продай, – сказали на работе.
В ближайший свободный день пошел на рынок. Там была неимоверной величины толкучка. Чего только ни продавал и ни покупал обнищавший послевоенный народ!
Я развернул свои валенки и стал на бойком месте в ожидании покупателя. Был уверен: дело нескольких минут. Но прошли минуты, часы, а покупателя как не было, так и не было. Подходили ротозеи. Со всех сторон рассматривали мой товар, спрашивали:
– Почем?
Я называл цену и интерес к софиным валенкам тут же пропадал.
– Дорого…
– Как же дорого? Я их купил неделю назад в универмаге по этой же цене. Копейка в копейку. Вот,
