А еще был случай… Записки репортера - Илья Борисович Гейман
– Все равно дорого. Убавь половину – возьму.
Так и шла моя торговля: зевак полно, а покупатель не шел.
Под настроение с жалостью подумал о своем соседе по общежитию, чья койка стояла рядом с моей. Девчонки рассказали, что он работает в типографии вахтером только ради маскировки. На самом деле он барыга, спекулянт. Его настоящее рабочее место на толкучке.
И правда, однажды он по оплошности не захлопнул дверцу тумбочки. Я заглянул, а там – настоящий Елисеевский магазин. Сливочное масло, разная колбаса, сыр, сахар, много хлеба…
Жаль, но я оказался не барыгой. У меня торговля не шла.
Уже подумывал о возвращении домой, но тут около меня остановился человек с часами на ладони. Он постоял рядом и сокрушенно произнес:
– У тебя не покупают и у меня нет желающих. Мне все это уже надоело. Столько времени зря здесь проторчал. Давай хоть с горя махнемся и пойдем по домам. Я тебе часы – ты мне валенки.
Идея мне понравилась. Если говорить по совести, продажа софиной обновки меня не очень волновала – зарабатывал я достаточно, а тратить деньги в пустых магазинах было не на что. Разве, если покупал продукты на базаре. Цены, конечно, кусались, но меня не разоряли.
Я взял часы посмотреть поближе и мое сердце застонало.
Что это были за часы! Несколько стрелок бегали, как муравьи в летний день. Цифры крупные, яркие. Не часы, а заглядение.
– Согласен махнуться?
– Согласен, – не раздумывая, сказал я. – Бери валенки, ребенку пригодятся.
Надел часы на руку и поехал на вечернюю смену.
Работал я в тот день рывками – то и дело разглядывал свои замечательные часы. Если же кто-нибудь подходил к машине, выворачивал руку так, чтобы человек обязательно увидел мою замечательную обновку.
Да и как могло случиться иначе? Я был гол, как сокол. Не обладал ничем примечательным, кроме красивой авторучки. Даже больше. У меня не было и настоящего детства. Я и сейчас не умею ездить на велосипеде, потому что вместо него у меня в детстве был закопченный примус под котлом линотипа. И, конечно, у меня никогда не было собственных часов.
Впрочем, это досужие рассуждения.
В общежитие я прилетел, как на крыльях. Положил часы у изголовья и отправился смотреть радостные сны.
Утром первым делом потянулся посмотреть, сколько времени. А времени не было. Часы стояли. Ни одна стрелка не шевелилась. “Забыл завести, – с досадой подумал я. – Их же на ночь заводят.”
Покрутил колесико заводки. Стоят. Тряхнул. Стоят. Еще раз тряхнул…
Расстроенный, пошел на работу. Показал часы там. Никто ничего толкового сказать не мог.
– Наверное, что-то заело. Сходи в часовую мастерскую – они их запустят.
Вконец удрученный пошел в мастерскую. Часовщик открыл крышку, поднес часы к лупе и больше смотреть не стал.
– Слушай, парень, они пустые. Там сделали примитивный завод только на одни сутки во всей их жизни. Облапошили тебя мошенники. Но ты не расстраивайся – сейчас это бывает сплошь и рядом.
Пришел в общежитие, показал часы подружкам. Они в восторге заохали. Тогда рассказал, что со мной приключилось. И снова показал остановившиеся часы.
– Давай сразу выкинем в мусор, – закричали девчонки.
– Нет. Я повешу их над головой. Каждый день они будут говорить мне, что не надо быть дураком.
* * *
Кто роет яму, тот упадет в нее, и кто покатит вверх камень, к тому он и воротится.
Царь Соломон.
Вернулся с работы, а в общежитии соседки – из отпуска вернулись. Веселые, посвежевшие – мамкины харчи явно пошли на пользу.
Вывалили на стол домашней стряпни, сели пить чай. И рассказывать о своем поселке на реке Зее, о местных новостях, о родителях. И тут же прихвастнули:
– Теперь мы у тебя больше сидеть на шее не будем!
Одна из них взяла за гриф гитару – ее они привезли из отпуска.
– Смотри! – размахнулась и трахнула об пол. Гитара разлетелась на щепки.
– Ты что, чокнулась в отпуске? – Я смотрел на девушку и впрямь, как на умалишенную. Так, ни с того, ни с сего разбить инструмент…
– Не бойся! – закричали подружки в один голос. – Ты только посмотри…
Они подняли деку, перевернули тыльной стороной и показали мне.
Я ничего не понимал. Передо мной был кусок разбитой гитары.
– Присмотрись!
Я вгляделся. На поверхности фанеры были неровности. Пригляделся повнимательнее: неровности, похоже, были приклеены.
– Что это?
– Золото…
Я опешил. Вихрем пронеслось в голове, что их поселок находится на золотых приисках. Что мало мне было моих мазуриков, так теперь и эти две амазонки прибавились.
– Украли?
– Нет, отец дал.
– Расскажите обо всем по порядку.
Девочки рассказали. Их поселок очень бедный. Денег нет. Семьи большие. А золота вокруг хоть завались. Но взять не возьмешь: кругом охрана, обыски. Если куда поедешь, ни крупинки не пронесешь. Но народ там ушлый – каждый себе свою уловку придумал. Да и за золото это никто не считает. Как на заводе – человек делает гайки, так что он их гайками считает? Это для него продукция. А если дома гайка потребовалась – он гайку в карман и понес. Не украл – взял свое. У нас в типографии газету взял, а не украл. И книгу взял – тоже не украл.
Так и на прииске. По многу никто не берет – соседи скажут: ворует. А немного взять не грех. Еще с детства в памяти застряли такие слова: Если от многого взять немножко, это не кража, а просто дележка…
Отец дал несколько крупинок, сказал:
– Если сможешь продать, будет тебе небольшая поддержка. Пока учишься.
Думаешь, он дал бы мне эти золотые крохи, если бы мог предложить немного денег? Но денег в семье нет, а дочь с голода качает, да еще и неизвестно, где.
– Но все-таки это кража…
– А ты сегодня утром в типографии газету свежую взял или украл?
– Тут же разные ценности. И я эту газету сам делал…
– Так они золото тоже своими руками добывают. И ценность его на прииске не такая, как в ювелирном магазине.
Спору не было конца.
Сделаю небольшое отступление. Через несколько лет в другой типографии и в другом городе произошел со мной похожий случай.
Однажды наша спокойная жизнь была нарушена. На проходной сообщили, что отныне по распоряжению директора всех выходящих будут обыскивать.
Почему? Книги воруют…
Меня это возмутило. Ни в какой типографии людей не обыскивают. Ну, если и взял книгу, то это святая традиция полиграфистов.
Пошел сам через
