Николай Шагурин - Тайна декабриста. Сборник повестей
Кучки еще горячего пепла скользят по лопате. Лопата скользит по обгорелым костям, не держится в слабых руках. “Шнель, япанишес швайн, шнель!” Кучи пепла растут. Даже ветер не в силах поднять этот тяжелый, жирный, еще горячий пепел. Ветер пролетает мимо, унося за колючую проволоку дым из страшной трубы и слабый человеческий плач. “Шнель, япанишес швайн!” Лопата гребет быстрей и быстрей. Не руки, нет — она сама подчиняется окрику: “Зо, яволь. Нимм дас зайне фрюштнж”. Прямо в лицо бросают дохлую кошку. Грубый хохот. “Цу тиш! Гутен аппетит!” [10]. Автоматная очередь. Ветер уносит крики и стоны. И дым…
— Мужчины не плачут, Ми.
— Прости, Анри, старею, нервы… Мицуда долго протирает очки.
— Ми, ты хочешь знать, почему я здесь? — Ты говорил, Анри.
— Нет… я сказал не все. Ты думаешь, мне жаль отдать свое изобретение людям? Нет, не жаль, Ми. Но оно дает им в руки опасное могущество. Нельзя допустить, чтобы им завладели маньяки в военных мундирах. Иначе пепел новых жертв ляжет в озера крови и слез…
— Пепел… Пепел… Слезы и кровь. Да… Да… — и Мицуда снова низко опустил голову.
— Перестань, старина. Погибших не вернешь, — сказал Бертон. — Кстати, не слыхал ли ты, в каком лагере погибла Вики?
— Не знаю, нет… Но мне известно кто. Бертон подался вперед, до боли в пальцах сжав подлокотники кресла.
— Кто предал? Кто? Говори! Он жив?
— Насколько мне известно — да. Он из тех, кого в Западной Германии называют “подводниками”. Ты, вероятно, знаешь, что в ФРГ сейчас проживает больше двух сотен гитлеровских военных преступников, которые официально числятся умершими. Бывший гауптштурмфюрер СС Фридрих Кунц был похоронен по всем правилам, но потом всплыл в Оснабрюке. Он выдает себя за эльзасца, хотя на самом деле — судетский немец, Сейчас он носит имя Франца Гюбнера.
Кулак Бертона с силой обрушился на хрупкий столик.
Была уже половина первого ночи, когда Мицуда вернулся к себе в кабинет. Достав кофейник, он выпил подряд несколько чашек холодного черного кофе. Внезапно до него донесся сдавленный крик.
Дверь распахнулась. Вошли двое, в шляпах, в светлых плащах. Третий остался стоять в коридоре. Левой рукой он крепко держал за локоть Люсьену, в правой был пистолет.
— Проходите, господа, — сказал Мицуда. — Я ждал вас. Отпустите девушку: она все равно ничего не знает.
— Нас интересует Анри Бертон! — сказал один из вошедших.
— Знаю, — сказал японец. — Анри Бертон находится здесь.
— Я уполномочен арестовать его по обвинению в государственной измене.
— Это его не должно обескуражить, — сказал Мицуда. — Он человек привычный… Пройдемте со мной, господа.
В дверях Мицуда замешкался на секунду, встретив напряженный взгляд своей секретарши.
— В чем дело, Люсьена? — спросил он. — Вы мне больше не нужны сегодня. Прошу вас уйти…
Мицуда вел ночных гостей по коридору, на ходу включая освещение. У распределительного щита с надписью “Студия К. М.” он остановился и перевел рубильник в положение “включено”.
— Прошу сюда, господа. Следуйте за мной, господа, — то и дело повторял японец, показывая дорогу в лабиринте галерей и переходов.
Гости чертыхались, спотыкались о связки толстых кабелей, озирались по сторонам, разглядывая диковинные аппараты, похожие не то на радиотелескопы, не то на ракетные установки. Все четверо протопали по металлическому трапу и вошли в небольшое помещение, наполовину занятое полукруглым пультом, с окном в зал.
— Это — режиссерский пульт, — пояснил Мицуда, присаживаясь. — Сейчас я включу освещение в зале студии и вызову туда Бертона. Остальное — ваша забота…
Мицуда пробежал пальцами по тумблерам и кнопкам, как опытный пианист по клавишам.
— Внимание! — загремели громкоговорители. — Внимание, Анри Бертон! Прошу вас выйти в зал студии. Это необходимо!
Трое в плащах переглянулись и завертели головами в— поисках того, кто был им нужен. Минуту спустя в зал вошел Бертон.
— Анри Бертон, не двигайтесь с места, — наклонившись к микрофону, сказал японец. — Вы арестованы. Зал окружен, сопротивление бесполезно.
Один из агентов похлопал Мицуду по плечу и жестом приказал остальным спуститься в зал. Мицуда оскалил зубы:
— Чтобы он не вздумал сопротивляться, я посажу его в клетку.
— Не стоит. Мои ребята сделают это быстрее и лучше. Теперь он от нас не уйдет, — сказал агент.
— Кто знает, — возразил японец. — Лишняя предосторожность не мешает. Вот посмотрите…
У агента от удивления отвисла челюсть. В центре зала появилась массивная клетка. Бертон оказался за частоколом железных прутьев.
— Подойдите к нему, — предложил Мицуда. И они спустились по трапу в зал.
— Вы арестованы, Бертон, — сказал агент, приближаясь к клетке вплотную и держа пистолет наготове.
— Вы ошибаетесь, месье, — спокойно возразил Бертон. — Пока что я в клетке.
Лицо агента побагровело.
— Освободите его, — приказал он Мицуде. — Да поживей, черт побери!
Мицуда галантно поклонился.
— Ну что ж, если вы настаиваете, месье… У вас доброе сердце.
— К черту! Освободите его немедленно!
— Слушаю и повинуюсь.
Мицуда трижды хлопнул в ладоши. Откуда-то сверху слетело черное, блистающее звездами покрывало и накрыло клетку с Бертоном. Красивый, звучный аккорд разогнал тишину.
Один из агентов бросился к клетке и приподнял покрывало, но тут же с проклятием отскочил в сторону. Двое других мгновенно сорвали покрывало… и остались стоять, остолбенев: в клетке, свернувшись кольцами, лежал громадный питон. Бертон исчез.
Первым опомнился старший. Схватив Мицуду за воротник, он встряхнул его так, что у японца слетели очки.
— Где Бертон?
— Он уже далеко отсюда, месье, — невозмутимо ответил японец. — Кстати, должен предупредить, что я не выношу грубиянов.
— Ах ты, старая крыса! — заорал агент.
Львиный рык потряс воздух. Ошеломленные шпики выхватили из карманов оружие. Мицуда поднял очки и водрузил их на прежнее место.
— Пойдемте, господа, я покажу вам дорогу обратно. Здесь вам, право же, больше нечего делать.
На обратном пути японец так же педантично щелкал выключателями. Спектакль окончен, иллюминация уже ни к чему.
Едва он переступил порог кабинета, как наручники щелкнули у него на запястьях.
— Прошу прощения, господа, — сказал Мицуда, возвращая наручники. — Одну минутку, я должен надеть свой плащ.
Он не спеша оделся, запер в стол бумаги, отключил телефон.
— Ну вот, господа, теперь я готов. Пожалуйста… надевайте браслеты.
