Николай Шагурин - Рубиновая звезда

Николай Шагурин

Рубиновая звезда

Приключенческая повесть

Обложка и иллюстрации художника Е.П. Винивитина

Смерть — не сметь!

ПРОЛОГ

«ЗАВТРА Я УВИЖУ ЭТО ЧУДО…»

Летний вечер глядит в окно. В двухстах шагах дремотно дышит море, крохотные волны еле слышно шевелят гальку на пляже. В комнату плывут запахи садов, напоенных за день солнцем, таким щедрым на этом благословенном берегу.

На втором этаже гостиницы «Магнолия» в небольшом номере над письменным столом склонился смуглый, черноусый человек. Из-под пера авторучки на бумагу ложатся ровные синие строчки:

«Алушта, 12 августа. Родная моя Адриана!

Вот я в Советской стране, на Южном берегу Крыма. „Ботев“ пришел в Ялту вчера, чудесным утром. Ты не представляешь себе, как хороша Ялта, окруженная амфитеатром гор, с ее белыми санаториями, с оживленной набережной. Когда вечером на ней загорается цепочка электрических огней, то кажется, что красавица — Ялта надела золотое ожерелье…

На молу меня встретили местные научные работники и среди них — директор знаменитого. Никитского ботанического сада. Никитский сад! Это — зеленая поэма; я привезу домой большущий фолиант с красочными рисунками, и это поможет тебе яснее представить то, что трудно описать пером. И в Ялте, и в Никите, и в других местах меня встречали с чисто русским радушием и хлебосольством. Побывали мы в институте виноградарства и виноделия, с его замечательной коллекции, где мирно соседствуют тысячи плодоносящих кустов винограда — всех сортов, со всех концов мира. Пили отличное… нет, отличное — это мало: восхитительное, сказочное вино… вино для поэтов, созданное виноделами — поэтами своего дела. И я, понятно, не мог не поднять бокал этого солнечного напитка за здоровье советских людей, в знак горячей любви и дружбы, которые питает к великому русскому народу, своему освободителю, наш болгарский народ.

Сегодня я приехал в Алушту, чтобы отдохнуть денек после дороги в этом уютном городке. Завтра на рассвете за мной придет автомашина…»

Златан Кристев положил перо и вышел на балкон. Час был не ранний. Крупные южные звезды уже сверкали на небе. Но где-то неподалеку продолжали раздаваться азартные возгласы волейболистов. Вскоре стихли и они… Напротив сиял огнями огромный белый корпус. Воздух теперь заполнили вечерние, приглушенные звуки: по шоссе с шорохом проносились машины, везущие курортников в Гаспру, Мисхор, Симеиз и другие утолки Крыма. Ветерок принес звуки вальса из балета «Щелкунчик». В эту вечернюю симфонию вплеталось журчанье речушки, впадающей в море поблизости от гостиницы.

Кристев постоял, несколько раз вздохнул грудью и, возвратясь в комнату, снова взялся за перо.

«…Мне кажется, что я попал в край вечной весны. Где-то тихо, играет музыка, за окном смеются по-настоящему счастливые люди. Окна в окна, напротив, санаторий горняков. Час назад я сидел на скамейке перед ним и разговорился с одним из отдыхающих. Золотая звездочка блестела на его груди. Он оказался проходчиком с криворожской шахты, Героем Социалистического Труда Николаем Бурковым. Здесь отдыхает немало его товарищей: забойщиков, бурильщиков, крепильщиков, горных мастеров и техников, инженеров, механиков и машинистов. Впрочем, на Южном берегу можно встретить кого угодно: и председателя сибирского колхоза, и знаменитого певца из Москвы, и рыбака с Курильских островов, и пионерку — отличницу учебы из Заполярья.

Дворцы Южного берега обрели своего настоящего хозяина. Все здесь для него: это солнце и звезды, и ласковое море, и пышная зелень субтропических растений. Для него — лечебные кабинеты, прославленные врачи, новейшие достижения медицины… И я, Адриана, радуюсь с этими счастливыми людьми, потому что все это появляется и у нас. И я начинаю еще больше любить этих людей и эту землю, потому что сегодня вижу здесь завтрашний день нашей родины во всем его блеске.

…Теперь — о главном. Я еду дальше завтра утром и, может быть, завтра же увижу то, что в русских сказках называется „диво дивное“. Я увижу „Рубиновую звезду“, достижение свободного человеческого гения…»

Стук в дверь прервал его на половине фразы. Кристев открыл и увидел незнакомца, одетого в легкий серый костюм.

— Прошу извинить! — сказал гость, снимая шляпу, — Я имею честь видеть товарища Златана Кристева?

— Да, я Кристев.

— Профессор кафедры фитопатологии[1] Софийского университета?

— Да. Прошу войти.

Теперь Кристев мог как следует рассмотреть незнакомца: бритое, помятое лицо его было довольно обыденно. И только глаза привлекали внимание: странные какие-то глаза — мертвые, пустые. Такой взгляд бывает у опоенных куколем или у людей, злоупотребляющих наркотиками. Присмотревшись, можно было заметить под бравым глазом на скуле небольшой, тщательно запудренный, кровоподтек.

— Присаживайтесь, — сказал Кристев, стараясь подавить охватившее его томительно-неприятное чувство. — Чем могу быть вам полезен?

— Выползов Дмитрий Иванович! — отрекомендовался незнакомец. — Работаю в санатории ученых заместителем директора по хозяйственной части.

Он сделал паузу, потом отступил на шаг и, сложив умоляюще руки, воскликнул:

— Дорогой и уважаемый профессор? Товарищ Кристев! За что же вы нас обижаете?

— Как, как? — спросил Кристев, удивленный до крайности. Он не мог припомнить, чтоб кого-нибудь обидел за эти два дня.

— Я говорю: нашу здравницу обижаете! — пояснил Выползов. — В санатории работников электропромышленности в Ялте побывали? В Гурзуфский дом отдыха заехали? Карасан посетили? А санаторий ученых стороной обошли — вот и обида!

Кристев улыбнулся. Все стало на свои места (о, русское радушие!). Взгляд гостя уже не казался ему таким страдным.

— Товарищ Кристев! — продолжал Выползов, придавая голосу оттенок официальной торжественности. — Мне поручено, просить вас на товарищеский ужин. Ждут вас, и знаете кто? — он назвал несколько имен крупных ученых, хорошо известных Кристеву. — Созвездие, можно сказать! И как приятно будет нашим лауреатам Сталинской премии видеть в своей здравнице лауреата Димитровской премии!

— Да ведь мне рано утром ехать нужно… — слабо запротестовал Кристев.

Выползов отступил еще на шаг и замахал руками:

— И ни-ни-ни! Мне голову снимут, если я вас не привезу. А что вам ехать рано — нужно, так и это легко уладить. Машина со мной, мигом домчу, сорок минут езды. А к утру — солнышко не взойдет — обратно вас доставлю!