Полярный конвой. Пушки острова Наварон - Алистер Маклин
«Две минуты, — подумал он. — Только две минуты, пока поднимается Андреа».
Сквозь вой протяжного ветра он слышал металлический скрежет. Это ботинки грека шипами царапали камень, выискивая опору. Мэллори чувствовал, как дергалась веревка, связывающая их. Ветер пытался смахнуть Андреа с гладкой поверхности скалы.
Руки расцарапаны в кровь. Ноет тело. Мэллори дышал тяжело и надсадно — так дышит бегун-марафонец на последних километрах пути. До него снова донесся скрежет металла о камень. Громкий монотонный вой ветра не мог заглушить его. Нужно предупредить Андреа, чтобы старался вести себя потише, ведь до вершины осталось всего шесть метров, могут услышать.
«Никому не придет голову, — с иронией подумал Мэллори, — сказать мне, чтобы я вел себя потише». На его ногах ботинок не было. Одни рваные носки, прикрывали его покрытые синяками и кровоточащие ступни. После первых шести метров подъема он понял, что в альпинистских ботинках на эту скалу забраться не получится, они лишали его ноги всякой чувствительности, способности находить и использовать крошечные опоры. Ботинки он с большим трудом снял, привязал к поясу за шнурки, а после они оторвались.
Восхождение было кошмаром, жестоким беспощадным, заставляющим забыть о подстерегающей опасности, притупляющим риск самого подъема. При таком ветре повиснуть на кончиках пальцев рук или упереться пальцами ног в какую-то смехотворную опору, уже значило подвергаться смертельной опасности!
А тут еще дождь и темень! Пришлось вбить сотни костылей в скалу, размотать сотни метров страховочной веревки, чтобы добраться до этой вот расщелины, чтобы с трудом втиснуться в нее и обрести, наконец, минуту покоя. Такого восхождения ему не приходилось делать никогда в жизни. Такого восхождения, он знал это наверняка, ему больше никогда в жизни не придется делать. Если, конечно, он останется в живых… Оно потребовало величайшего искусства, храбрости, силы и — больше того — высокого духовного подъема. Мэллори выложился весь. Без остатка. А до вершины еще не менее шести метров!
Сначала был спортивный азарт, этот утес был вызовом ему, как альпинисту, была гордость оттого, что во всей Южной Европе он был единственным, кто способен на подобное восхождение, было осознание того, что все это делается для спасения людей на Керосе. Но последние двадцать минут в голове Мэллори была абсолютная пустота, исчезли все мысли и эмоции, и он карабкался вверх как автомат.
Внизу появился Андреа. Он поднимался, перехватывая веревку руками. Ноги его просто болтались в воздухе. Увешанный тяжелыми мотками веревок, с торчащими во все стороны из-за пояса костылями, грек напоминал корсиканского бандита из комической оперы. Он втиснул свое могучее тело в расщелину, ниже Мэллори, вытер мокрый лоб и широко улыбнулся.
Мэллори улыбнулся в ответ и подумал:
«Хорошо, что я не поддался на уговоры Стивенса, а взял с собой в связке Андреа».
Стивенс еще не оправился от шока, потерял немало крови и Мэллори убедил его, что для того чтобы идти сзади, сматывать веревки по мере продвижения, убирать крюки, не оставляя никаких следов восхождения, нужен первоклассный альпинист. Стивенс неохотно согласился, стараясь не показать своей досады.
Восхождение показало, что такая замена была просто необходима. Много раз Мэллори приходилось становился на спину Андреа, на его плечи, на его поднятые вверх ладони, а однажды не менее десяти секунд стоял прямо на его голове, а тогда он был еще в ботинках с шипами. И ни разу Андреа не дрогнул, не запротестовал. Казалось, тот человек был сделан из железа и тверд, как камень этой скалы. С тех пор как наступили сумерки этого вечера, Андреа работал без отдыха. Такая работа могла бы сломить двух обыкновенных людей, но грек совсем не выглядел усталым.
Мэллори указал вверх, туда, где сквозь тьму проглядывала полоска бледного неба, наклонился к самому уху Андреа.
— Всего шесть метров осталось, Андреа, — сказал он прерывистым шепотом. — Последние шесть метров. Они не доставят нам особых трудностей. Расщелина выходит прямо на гребень. Можно считать, что мы достигли вершины.
Андреа задумчиво взглянул на расщелину, промолчал.
— Лучше бы тебе снять ботинки, — предложил Мэллори. — Меньше шума.
— В такую ночь, как эта, при таком ветре, дожде и кромешной тьме… н-да… — в голосе Андреа не было ни сомнения, ни вопроса. В нем скорее слышались нотки согласия. Они так долго были вместе, так научились с полуслова понимать друг друга, что пояснения были просто излишни.
Андреа закрепил веревку к вбитому крюку — связка кончилась. сто двадцать метров прочнейшей веревки уходили вниз к уступу, на котором находились остальные. Андреа снял ботинки, отцепил от пояса гирлянду костылей, прикрепил все это к веревке, вынул двусторонний металлический нож в кожаном футляре, глянул на Мэллори и понимающе кивнул.
После всех испытаний оставшиеся метры показались Мэллори прогулкой по парку. Противоположные стенки щели находились настолько близко к друг другу, что можно было упираться в них всеми четырьмя конечностями и плечами, протискиваясь все выше и выше. Через несколько минут руки Мэллори ухватились за край обрыва. Он, стараясь не шуметь, исследовал поверхность скалы слева, справа, перед собой; наконец прямо перед собой нащупал нужное ему углубление в камне, упершись в него ногой он рывком выбросил тело по пояс на вершину скалы. Последнее усилие его доконало. Он лег грудью на камни и застыл в изнеможении.
Как только глаза пообвыкли, Мэллори уставился невидящим взором в неведомую тревожную темноту. Все его существо, все сознание сконцентрировались в зрении и слухе. Впервые он почувствовал страх и осознал свою беззащитность. Он обругал себя за то, что отказался взять у Дасти Миллера бесшумный пистолет.
Сначала Мэллори не увидел ничего. Потом формы, очертания, выступы высот начали постепенно проявляться. Темнота как-то незаметно перестала для Мэллори быть темнотой. Все в точности соответствовало описаниям месье Влакоса. Узкая голая полоска земли тянулась вдоль обрывистого края. Беспорядочно разбросанные валуны окаймляли ее. За ними проглядывали неясные очертания крутых склонов гор.
«Какая удача, какое везение! Мы все же оказались здесь, в том единственном месте, где немцы никогда не выставляли охрану, потому что забраться сюда считалось невозможным!» — Мэллори чувствовал, как облегчение и душевный подъем волнами захлестывают его. Но тут он увидел, что один из валунов стал выше и задвигался. Сомневаться не приходилось. Высокие сапоги, длинная шинель с непромокаемой накидкой и каска — все слишком знакомо. И это всего лишь где-то в восьми метрах!
«Черт бы побрал Влакоса! Черт бы побрал Дженсена! Черт бы побрал этих всезнаек, которые сидят дома в безопасности! Этих ученых мужей из разведки, которые дают людям неверную информацию и посылают на верную смерть! — Тут же Мэллори ругнул и себя. — К такому нужно быть готовым всегда».
Солдат сделал четыре шага, держа карабин наготове, слегка повернул голову, вслушиваясь в высокий протяжный вой ветра, выискивая в нем звук, заставивший насторожиться.
Мэллори пришел в себя. Сознание лихорадочно заработало. Десять
