Полярный конвой. Пушки острова Наварон - Алистер Маклин
— Это наша последняя надежда, сэр.
Влакос понимающе кивнул и улыбнулся Мэллори.
— Он называет меня сэром. Я простой грек, управляющий крохотной гостиницей. А капитан королевского флота Дженсен называет меня сэром. Для старика это приятно. — Некоторое время он молчал. — Да, теперь я старик, капитан Мэллори. Теперь я бедный и скучный старик. Но когда-то я был человеком средних лет, богатым и довольным жизнью. Когда-то у меня был свой прекрасный участок земли. Сто квадратных километров в самой прекрасной стране, которую Господь Бог ниспослал земным существам. И как же я любил свою землю! — Он рассмеялся и провел рукой по густым седеющим волосам. — Конечно, скажете вы, каждому владельцу свое кажется лучшим на земле. «Чертовым утесом» назвал эту землю капитан Дженсен. Но мы зовем эту землю Наварон.
Мэллори удивленно посмотрел на Дженсена, тот утвердительно кивнул.
— Многие поколения Влакосов владели островом. Восемнадцать месяцев назад мы спешно вывезли месье Влакоса. Немцам не понравилась деятельность, которую Влакос развил на острове.
— Да, трудно сказать, как оно могло обернуться. Немцы уже приготовили мне и двум моим сыновьям специальные камеры в тюрьме. Но довольно о семье Влакосов. Просто я хотел бы сообщить вам, что прожил на Навароне сорок лет и провел четыре дня за составлением карты, — он указал на стол. — Вы вполне можете положиться на информацию, которую дают вам я и эта карта. Конечно, кое-что изменилось, но существуют вещи, никогда не меняющиеся. Горы, заливы, перевалы, пещеры, дороги, дома и, самое главное, форт остались такими же, как несколько веков назад, капитан Мэллори.
— Понимаю, сэр, — Мэллори аккуратно свернул карту. — Большое спасибо.
Влакос побарабанил пальцами по столу и взглянул на Мэллори.
— Капитан Дженсен сказал мне, что ваши парни говорят по-гречески, что вы будете одеты в платье греческих крестьян. Вы будете… как это по-английски… вполне самостоятельной группой. Будете действовать на свой страх и риск. Пожалуйста, старайтесь не прибегать к помощи жителей Наварона. Немцы беспощадны. Если пронюхают, что вам кто-нибудь помог, уничтожат не только этого человека, но и всю деревню: мужчин, женщин, детей. Такое уже случалось. И может повториться снова.
— На Крите тоже такое было, — согласился Мэллори. — Я сам видел.
— Вот-вот, — кивнул Влакос. — Немцы в нашей стране особенно жестоки.
— Обещаю вам, сэр… — начал Мэллори.
— Минутку, — жестом остановил его Влакос. — Если вы окажетесь в отчаянном положении, можете обратиться к двум людям. На деревенской площади Маргариты, что у входа в долину, милях в трех от форта, под первым оливковым деревом вы найдете человека по имени Лука. Луке можете доверить даже собственную жизнь. У него есть друг Панаис.
— Благодарю вас, сэр. Я запомню. Лука и Панаис, а также деревня Маргарита, первое оливковое дерево на площади.
— Лука и Панаис, только эти двое, — повторил Влакос с мольбой в голосе.
— Даю вам слово, сэр. Чем меньше участников, тем лучше и для нас, и для ваших соотечественников. — Мэллори удивился настойчивости старика.
— Надеюсь, надеюсь, — произнес Влакос.
Мэллори поднялся и протянул руку.
— Вы напрасно волнуетесь, сэр. Никто не увидит нас, и мы никого не увидим. Нас интересуют только пушки.
— Да, пушки… Это ужасные пушки, — Влакос покачал головой. — А вдруг…
— Пожалуйста.. Не волнуйтесь. Все будет хорошо, — мягко, но настойчиво сказал Мэллори.
— Да поможет вам Бог! Мне остается только жалеть, что я не могу пойти вместе с вами.
ГЛАВА 2
Воскресенье — понедельник.
19.00-02.00
— Чашку кофе, сэр?
Мэллори замычал, шевельнулся и с трудом открыл глаза. Он раздраженно подумал, что военно-воздушные силы никогда не соберутся обить эти дьявольские железные кресла, последнюю новинку: тело ныло, как после тяжелой работы. Привычно взглянул на светящийся циферблат. Только семь! Значит, он спал меньше двух часов! Зачем его разбудили?
— Чашку кофе, сэр? — молодой стрелок-радист с импровизированным подносом в руках терпеливо ожидал его пробуждения: несколько чашек кофе дымилось на крышке патронного ящика.
— Извини, парень, извини. — Мэллори приподнялся, взял чашку и понюхал кофе с видом знатока. — Спасибо. Честное слово, запах совсем как у настоящего.
— Так оно и есть. Настоящий кофе, — довольно улыбнулся стрелок-радист. — У нас на камбузе свой кофейник с ситечком.
— Да вы просто волшебник! — недоверчиво покачал головой Мэллори. — Вот тебе и ограничения военного времени в королевской авиации! — Он откинулся на спинку кресла и стал смаковать кофе. Случайно глянул в иллюминатор, вскочил, обернулся к стрелку-радисту и с сомнением указал на неясный горный пейзаж, проплывающий внизу: — Что за черт! Мы должны быть здесь через два часа после наступления темноты. А сейчас едва стемнело… Как это понять?
— Мы над Кипром, сэр, — ухмыльнулся стрелок-радист. — Вон там, на горизонте, виден Олимп. Мы всякий раз даем крюк, когда летим в Кастельроссо. Чтобы нас не заметили, сэр. Потому всегда и уходим так далеко от Родоса.
— Ну и сказанул! Чтобы нас не заметили — передразнил его тягучий голос. Говоривший лежал мешком, другого слова не найдешь. Острые колени задрались выше подбородка. — Ой, не могу! Чтобы нас не заметили даем крюк к Кипру!! — повторил он, с блаженным изумлением. Нас перебросили на моторной лодке за двадцать миль от Александрии, чтобы никто на берегу не подсмотрел, как мы поднимаемся в воздух. И что потом? — Он с трудом приподнялся в кресле, мельком взглянул в иллюминатор и снова рухнул на сиденье, явно утомленный таким усилием. — А потом нас втискивают в эту старую летающую лодку, которую за сто миль и слепой увидит наверняка, особенно сейчас, в темноте, потому что болваны покрасили ее в самый белый из всех белых цветов.
— Белый цвет спасет от жары, — вступился за свой самолет стрелок-радист.
— Меня, сынок, жара не беспокоит, — мрачно сказал янки. — Жара мне даже нравится, а вот
