Полярный конвой. Пушки острова Наварон - Алистер Маклин
Пальцы Дженсена на баранке побелели, рот сурово сжался. Дженсен имел отличное представление об изнанке событий…
— Вы сказали: тысяча двести человек, сэр? — спросил Мэллори.
— Да. Тысяча двести человек. — Дженсен мельком взглянул на него и отвернулся. — Ты прав, малыш. Конечно, ты прав. Это я так, сгоряча. Несомненно, мы им поможем. Пусть погибнут еще два-три эсминца. Черт я опять о наболевшем. Прости. А теперь слушай. Слушай внимательно. Эвакуировать их придется ночью. Днем это невозможно: около трехсот «штукас» только и ждут появления эсминцев ее величества. Эвакуировать придется именно на них. Транспорты и тендеры слишком тихоходны. Можно обогнуть Лерадские острова с севера, чтобы подойти к Керосу, но в этом случае эсминцы не успеют вернуться к рассвету на базу. Слишком большое расстояние.
— Но Лерады растянулись длинной цепочкой, — рискнул заметить Мэллори. — Разве эсминцы не могут пройти между ними?
— Между островами? — Дженсен покачал головой. — Проливы напичканы минами, как огород картошкой. Там и на ялике не пройдешь.
— А пролив Майдос-Наварон? Тоже заминирован?
— Нет. Он глубок. Для таких глубин нужен слишком длинный минреп.
— Тогда здесь-то и нужно идти. Не так ли, сэр? Правда придется нарушать турецкие территориальные воды, хотя…
— Мы бы вошли в турецкие воды не задумываясь, если бы только в этом было дело, — устало сказал Дженсен. — Но…
— Что?
— Пушки Наварона. — Дженсен долго молчал, потом повторил медленно, с чувством, как повторяют имя старого и опасного врага: — Пушки Наварона. Они все сводят на нет. Они своим огнем перекрывают пролив. Если бы нам удалось заткнуть глотку пушкам Наварона, то гарнизон Кероса эвакуировали бы уже сегодня вечером.
Мэллори не проронил ни слова.
— Это не обычные пушки, — неторопливо продолжал Дженсен. — Морские эксперты уверяют, что их калибр не меньше девяти дюймов. Думаю, что это двухсотдесяти-миллиметровые гаубицы. Наши солдаты на итальянском фронте боятся их больше всего на свете. Опасные орудия. Снаряд летит с малой скоростью, зато чертовски точно. — Между прочим, — добавил он мрачно, — какой бы конструкции они ни были, им в пять минут удалось потопить «Сибарис».
— «Сибарис»? Я что-то слышал…
— Крейсер с восьмидюймовыми орудиями. Мы послали его месяца четыре тому назад пофорсить перед немцами. Думали, что будет просто, как на параде, вроде обычного морского похода. Но они потопили «Сибарис». Спаслось всего семнадцать моряков.
— Боже мой! — Мэллори был поражен. — Я не имел представления.
— Два месяца назад мы организовали крупную атаку на Наварон. Воздушный десант, поддержанный флотом. — Дженсен не обратил внимания на восклицание Мэллори. — Знали, что мало надежды на успех. Наварон — нерушимый утес, но и наши войска были отборные. Лучшие десантники, которых только можно найти. — Дженсен помолчал и невозмутимо закончил: — Их разбили в пух и прах. Всех перебили, до единого. За последние десять дней мы дважды забрасывали диверсантов, парней специальной морской службы, — он зябко дернул плечами. — Они исчезли.
— Вот как!
— Вот так. А сегодня была последняя отчаянная попытка… И что же? — Дженсен коротко и невесело рассмеялся. — Ведь я и есть тот самый «шутник», которого Торренс и его парни хотели сбросить на Наварон без парашюта. Но я вынужден был так поступить. Знал, что операция безнадежна, но все же был вынужден провести ее.
Громадный «хамбер» сбавил скорость, почти бесшумно покатил мимо низких лачуг и домишек западного предместья Александрии. Серая бледная полоса рассвета высветила небо.
— Пожалуй, я не гожусь в парашютисты, — с сомнением сказал Мэллори. — Я и парашюта никогда не видел.
— Парашютом пользоваться не придется. — Дженсен умолк и все внимание сосредоточил на дороге, которая стала еще хуже.
— Но почему выбрали меня, капитан? — спросил Мэллори.
В сереющей мгле улыбка Дженсена была почти неуловима. Он резко крутнул руль, объезжая чернеющую воронку, снова выровнял машину.
— Боишься?
— Конечно. Не обижайтесь, сэр, но вы так все расписали, что у любого отбили бы охоту. То есть, я хотел сказать совсем не то…
— Я все понимаю. Виновата моя странная манера шутить. Почему ты? Особые качества, мой мальчик. Ты говоришь по-гречески, как грек, по-немецки — как немец. У тебя за плечами восемнадцать месяцев безукоризненной работы в Белых горах на Крите — убедительное доказательство способности выжить на занятой врагом территории, — Дженсен хмыкнул. — Ты даже не представляешь, какое подробное досье на тебя в моих руках.
— Меня это не удивляет, — с чувством заметил Мэллори, — но я знаю по крайней мере трех офицеров, отвечающих таким требованиям.
— Да, есть и другие, — согласился Дженсен. — Но другого Кейта Мэллори не найти. Кейт Мэллори! — патетически воскликнул он. — Кто не слыхал о Кейте Мэллори в добрые предвоенные годы! Лучший альпинист, лучший скалолаз, когда-либо появлявшийся в Новой Зеландии. Разумеется, для новозеландца лучший альпинист Новой Зеландии — лучший альпинист в мире. Человек-муха, покоритель неприступных вершин, победитель отвесных утесов и немыслимых пропастей. Все южное побережье Наварона, — весело продолжал Дженсен, — состоит из одного немыслимого обрыва. Ни единого выступа, решительно не за что зацепиться.
— Понимаю, теперь понимаю, — пробормотал Мэллори. — Попасть в Наварон самым трудным путем.
— Именно, — подтвердил Дженсен, — вы должны забраться туда. Ты и твои парни. Их четверо. Веселые альпинисты Мэллори! Отобраны чрезвычайно тщательно. Каждый — мастер своего дела.
Минут с десять они ехали молча. От порта повернули направо, к центру, прогрохотали по булыжной мостовой Рю-Сёр, выкатили на площадь Мохаммеда, потом мимо биржи — вниз, на улицу Шериф-паши. Светало.
— Куда мы едем, сэр?
— К единственному человеку на Ближнем Востоке, который может вам чем-нибудь помочь, к месье Эжену Влакосу из Наварона.
