Полярный конвой. Пушки острова Наварон - Алистер Маклин
Они прошли по утрамбованному песку, потом под ногами глухо зазвенел бетон взлетной полосы. Мэллори глубоко вздохнул и неожиданно повернулся к Дженсену:
— Послушайте, сэр, что все это значит? Зачем эта спешка? Эта секретность? Какое отношение к этому имею я, черт возьми?! Только вчера меня вызвали с Крита. Документы оформили за восемь часов. Сказали, что дают месячный отпуск. А что получается?
— И что же получается? — пробормотал Дженсен.
— Никакого отпуска! — огорченно сказал Мэллори. — Ночью даже поспать не дали. Вызывают в штаб, задают кучу глупых вопросов о моих восхождениях в Южных Альпах. В полночь вытаскивают из постели, приказывают срочно встретиться с вами. Какой-то сумасшедший шотландец везет меня через проклятую пустыню, поет пьяные песни и задает сотню еще более глупых вопросов.
— А мне показалось, что это один из самых удачных моих маскарадов, — самодовольно произнес Дженсен.
— Один из ваших… — Мэллори запнулся, вспомнив все, что наговорил старому капитану с бакенбардами, который вел штабную машину. — Сожалею, сэр. Мне и в голову не приходило, что…
— Конечно, не приходило, — перебил его Дженсен. — И не должно было прийти. Мне хотелось выяснить, годишься ли ты для этого дела. Теперь я уверен, что ты именно тот, кто нам нужен. А про отпуск не ведаю. Часто интересуются, в своем ли уме люди в отделе диверсий, но даже мы никогда не посылали летающую лодку только затем, чтобы отвезти младших офицеров порастрясти жирок в Каире, — сухо закончил он.
— И все же я не понимаю…
— Терпение, малыш, терпение, как только что советовал тебе наш достойный коммодор. Время бесконечно. Умение ожидать, терпеливо ожидать — вот что ценится на Востоке.
— Но спать всего четыре часа за три дня. Это, я считаю, перебор, — с чувством сказал Мэллори. — Всего четыре часа… Вот они!
Оба невольно зажмурились — резкие огни посадочной полосы осветили их. Словно стрела уносилась во тьму бетонная дорожка. Буквально через минуту тяжело и неловко приземлился первый бомбардировщик, вырулил и остановился почти рядом с ними. Серая маскировочная окраска фюзеляжа и хвостового оперения изрешечена пулями и снарядами. Элероны согнуты, один мотор выведен из строя и залит маслом. Плексиглас кабины тоже пробит пулями, потрескался. Дженсен долго смотрел на искалеченную машину, покачал головой и отвернулся.
— Четыре часа сна за три дня, капитан Мэллори? — вкрадчиво спросил он. — Начинаю подозревать, что ты, черт возьми, счастливчик, если тебе удалось столько поспать.
Душная и неуютная комната командного пункта ярко освещена. Несколько карт и графиков на стенах, два десятка расшатанных стульев да некрашеный стол — вот и вся обстановка.
Коммодор, Мэллори и Дженсен уже сидели за столом, когда распахнулась дверь и вошел первый экипаж только что приземлившейся эскадрильи. Впереди, хмурясь от непривычного света, шел черноволосый плотный пилот со шлемом в руке. На плече его формы цвета хаки отчетливо выделялись белые буквы — «Австралия». Молча сел он перед ними, не спрашивая разрешения, вынул пачку сигарет и чиркнул спичкой о крышку стола.
У коммодора вид был невеселый, и говорил он так, как будто чувствовал за собой вину:
— Джентльмены, перед вами командир эскадрильи Торренс — австралиец. Он руководил атакой на остров Наварон. Билл, джентльмены, которых ты видишь: капитан королевского флота Дженсен и капитан разведывательно-диверсионного подразделения Мэллори. Они интересуются островом Наварон. Что ты можешь рассказать о сегодняшнем полете?
«Наварон. Вот почему я здесь, — подумал Мэллори. — Наварон. Об этом острове знает каждый, кто хоть недолго служил в Восточном Средиземноморье: мрачный, неприступный форт около турецкого побережья, с большим гарнизоном. Один из немногих островов Эгейского моря, над которым за весь период боевых действий союзникам не удалось установить контроль, а тем более — захватить его».
Торренс заговорил медленно, с трудом сдерживая гнев:
— Настоящая преисподняя, сэр. Самоубийство, а не атака. — Он внезапно умолк, мрачно глядя перед собой сквозь табачный дым. — И все же хотелось бы еще раз туда вернуться. На обратном пути мы толковали об этом с парнями. Нам хотелось бы сбросить без парашюта прямо на Наварон того шутника, который придумал эту операцию.
— Так скверно, Билл?
— Именно так, сэр. Не было ни малейшего шанса на успех. Честное слово, ни шанса. Начать с того, что нам не повезло с погодой. Весельчаки из метеослужбы как обычно попали пальцем в небо.
— Обещали летную погоду?
— Ага. Летную. Над целью сплошная облачность, и нам пришлось снизиться до четырехсот пятидесяти метров, чтобы что-то разглядеть — с горечью сказал Торренс. — Да, даже если бы мы были полностью неуязвимы, у нас бы все равно ничего не вышло: выступ скалы целиком закрывает объект. С таким же успехом можно бросать им листовки с призывом самим взорвать эти проклятые пушки. На узком секторе немцы сконцентрировали чуть ли не половину всех зениток Европы, а полоска эта — единственный удобный подход к цели. Расса и Конроя срезали раньше. Они и не отбомбились.
— Знаю, знаю, — сочувственно кивнул коммодор, — мы их слышали. Радиосвязь была хорошей. Маклвина сбили севернее Элекса?
— Да. Но за него не волнуйтесь. Его старая этажерка еще качалась на волнах, когда мы летели обратно, а сам он сидел в надувной лодке. С ним все в порядке, — заверил Торренс.
Дженсен взглянул через стол на плотного австралийца и едва заметно улыбнулся:
— Только один вопрос, командир. Как я понимаю, вам не хотелось бы вернуться туда еще раз?
— Уж это верно, черт возьми! — прорычал Торренс.
— Почему?
Торренса прорвало:
— Потому что я не сторонник самоубийства. Потому что я не хочу зря жертвовать жизнью хороших парней. Потому что я не Бог и не могу творить чудеса.
— Итак, вы утверждаете, что разбомбить невозможно? — настойчиво переспросил Дженсен. — Это чрезвычайно важно.
— Моя жизнь для меня тоже немаловажна. И жизнь моего экипажа. Сэр, это невозможно. По крайней мере для нас. — Он провел рукой по усталому лицу. — Может быть, с ним справится «летающая крепость» «дорнье» с новыми радиоуправляемыми планирующими бомбами… Не знаю. Зато я знаю, что наши бомбы для них все равно что снежки. Нет, — с горечью заметил он, — ничего не получится. Разве начинить взрывчаткой самолет типа «москит» и пустить тараном прямо
