Александр Мартынов - В заповедной глуши
Почему-то вспомнился дед. Старый и ворчливый, он живёт в хижине в горах Аризоны и охотится. Сколько ему предлагали переехать, обещали оплатить лучший дом престарелых… Но упрямый старик только кряхтит и машет рукой. Он наезжал с гостинцами и охотно принимал внука летом, не требуя платы. Как там было хорошо. Как здорово было просыпаться по утрам на сеновале и видеть в дверь встающее солнце, слышать лай собак и ворчание деда… Он кричал на отца, когда узнал, что тот разрешает Шеллингу поступить в кадетское училище. Шеллинг тогда не понимал, почему? Отец был военным. Примером для сына. И сам дед — разве он не получил целую кучу медалей за бои 44–45 годов? Но он кричал на сына — отца Шеллинга — и говорил вещи, которых сам Шеллинг не понимал. Что война войне рознь и что Америка Америке рознь, и что он сражался не за ту Америку, что есть сейчас… Старик выжил из ума, что тут думать…
А со следующего лета Шеллинг собирался отправлять к нему уже своего сына… Господи боже, как же теперь Мэри и Джонни?! Что им скажут? Отец… мать… а как же они?!
Дед. Вот что. Они охотились. Дед рассказывал. Тогда рассказывал… Шварцвальд. Германия. И был эсэсовский снайпер. И дед…
Да. Стоп. Он будет жить. Он вернётся. И не просто вернётся.
Он — победит…
…Валька быстро перекатился за кустами и приподнялся на колено, вслушиваясь и держа автомат наготове. Тихо. Куда он мог отступить? Коротко раздув ноздри, Валька «попробовал» воздух. Не уйдёшь. Не надейся. Каким-то чутьём мальчишка понимал: этот стрелял в Витьку (слово «убил» Валька запретил себе произносить). Этот.
Не уйдёт, тварь.
Валька сместился ещё чуть в сторону. Вон то бревно. Но за ним его точно нет. отполз, гадина… Ловкий. Но ещё Валька ощущал его страх. Он боится. Боится умереть.
Валька не боялся.
Ещё передвижка. Он где-то там — должен вскочить и броситься прочь, отстреливаясь. Ну, или, по крайней мере, просто начать отстреливаться.
Пластаясь по земле, мальчишка двинулся в обход бревна, практически уверенный, что вот сейчас увидит спину или бок напряжённо выжидающего боевика. Но вместо этого…
…Изощрённое чутьё, которое начал воспитывать ещё де ла Рош и которое обрело окончательную отшлифованность здесь, в Пуще, спасло Вальку.
Ещё сам толком ничего не понимая, он перекатился на бок — и дальше, волчком, кубарем — а длинные очереди освирепело били ему вслед, разбрасывали дёрн, срубали тонкие деревца, отсекали ветки, распарывали воздух… Он не успевал заметить, кто и откуда стреляет — и только через длинную страшную секунду засёк стоящего на колене сбоку от могучего дуба боевика. Он подобрался незаметно, но сейчас его лицо искажала досада и злость — он не ожидал, что мальчишка окажется таким ловким.
И Валька ответил огнём — неприцельным, но заставившим боевика нырнуть за дуб. Этого мгновения Вальке хватило, чтобы, швырнув туда свою вторую гранату — РГД-5 — следом за ней в свирепом броске оказаться сбоку от дерева, а сразу после взрыва — за ним.
Сильный удар ногой вышиб оружие из рук мальчишки. Боевик — из ушей текла кровь — поднялся. Его автомат тоже лежал на земле — выронил, оглушённый взрывом.
— Сука, — сказал Валька. И устыдился — воину незачем пачкать рот.
Они выхватили пистолеты одновременно. Стоя в двух шагах друг от друга. Вот только Шеллинг потратил долю секунды на то, чтобы сдёрнуть предохранитель своего мощного кольта.
На стареньком ТТ Вальки предохранителя не было. И эта ерунда, ставшая причиной стольких несчастных случаев, сейчас всё изменила. Совсем. Навсегда…
…Получив сильный удар в грудь, капитан сперва ничего не понял и даже попытался нажать спуск, но кольт сделался вдруг неосязаемым, а следующее, что осознал Шеллинг — он падает наземь. Господи, подумал Шеллинг, мальчишка убил меня.
Удара оземь он не заметил. Над ним наклонилось яростное потное лицо этого мальчишки, и Шеллинг спокойно понял: а он похож на Джонни, только старше, конечно… Потом пришёл дед, и капитан сказал ему: прости меня, дедушка, я…
…Валька, запалено дыша, тискал рукоятку ТТ. Откинув руку с кольтом в сторону, боевик лежал перед ним, глядя в крону дерева удивительно спокойными серыми глазами. Мельком Валька узнал его и не удивился — опять он, командир; тогда, год назад, человек в серебристом «лексусе» на мосту через Нарочь, надо же!.. И показалось Вальке странное: что вот именно сейчас этому человеку — может быть, впервые в жизни! — удалось понять что-то правильное. И он счастлив…
Глупо. Валька мотнул головой и, на бегу подобрав оружие, бросился к кордону…
32
— Доктор, вы не понимаете! — Валька умоляюще-бессознательным жестом прижал руки к груди. — Я должен быть там!
— Да нечего тебе там делать, — хладнокровно ответил доктор, глядя поверх мальчишки.
— Да как же нечего…
— Да так же. Я и Михала разогнал. А тебе точно нечего.
— Да он же там один… — Валька чуть не заплакал.
— Ну, во-первых, ему это сейчас всё равно, — рассудительно сказал доктор, переводя взгляд на мальчишку. — А во-вторых — он там не один.
— А… — непонимающе начал Валька и тут же сообразил: — Алька там? — доктор кивнул. — Но вот её же вы пустили!!! Его при мне ранили! Я должен был…
— Геройски закрыть его собой, — индифферентно сказал доктор. — Но поскольку ты его собой не закрыл, то для успокоения твоей мятущейся совести, мой юный партизан… — Валька скрипнул зубами, он терпеть не мог такого тона, — …я дам тебе краткий отчёт. Состояние твоего друга после операции стабильное. Не тяжёлое, а просто стабильное. Он сейчас спит после наркоза. Кровь, почки, костный мозг для пересадки ему не нужны, не предлагай. Ранение было слепое — пуля пробила подостную мышцу, прошла через левое лёгкое в сантиметре от сердца, расколола четвёртое слева ребро и распалась. Часть ушла через то же лёгкое вверх, остановившись в паре сантиметров от сонной артерии.
Другая засела в грудинной мышце правее левого соска — почти под кожей. Мы извлекли обе части. Думаю, что смерть от естественных причин твоему другу в ближайшие лет шесятьдесят не грозит — у него великолепный организм… — врач снова посмотрел на Вальку и сказал: — А теперь пошёл вон… Нет, стой. Что с тобой-то?
— А? — не понял Валька. Врач молча подвёл его к зеркалу.
На левом плече камуфляж Вальки был распорот и и почернел от засохшей крови. Шея слева тоже была в крови и вспухла.
— В плечо меня ножом, — равнодушно ответил Валька. — А шея… я не знаю, это в лесу, наверное…
— Ну, пошли, — вздохнул врач.
Они вошли в небольшую комнатку, чистую, стерильную и светлую. Валька, повинуясь жесту врача, сел на клеёнку. Наверняка она холодная… Мальчишка усмехнулся — это было ощущение из детства, когда во время медосмотров он всегда сжимался: ох, сейчас садиться на холодное…
