Майк Резник - Доктор и стрелок
— Док? — обратился к Холидею Эдисон.
— Да-да?
— Мы на полпути из долины. Видишь вон там суслика?
— Отлично вижу.
— Подстрели его. Проверим, далеко ли распространяется действие защитной магии.
Холидей выхватил револьвер и прицелился в суслика, не торопясь спустить курок. Суслик с любопытством смотрел на него в ответ.
— В чем дело? — спросил Эдисон.
— Я, кажется, знаю этого суслика, — ответил Холидей. — Вот и жду, когда он предупредит, чтобы я не стрелял.
Наконец, когда зверек не соизволил превратиться в апача, Холидей спустил курок. Суслик бухнулся на спину, судорожно дернулся и замер.
— Значит, мы за пределами действия магии, — сделал вывод Эдисон. — Отлично.
Они продолжили путь через долину, а Холидей обернулся и посмотрел на бездыханное тельце суслика. Странно, но, в отличие от множества загубленных людских жизней, убийство безобидного зверька заставило его ощутить себя последней сволочью.
11
— Ну что, умники, наговорились? — спросил Эдисон.
Они с Бантлайном и Холидеем сошли с поезда и отправились к конечной станции монорельсовой дороги в сотне футов от перрона. Станция была новая и чистая: всюду сверхпрочная латунь, от которой в Тумстоуне уже было некуда деться, внутри вокзала — бар и ресторан. Холидей улыбнулся.
— Бедный парень проспал почти всю дорогу. На заговоренной станции скамьи тверды что твой камень, он на них и глаз сомкнуть не мог.
— Что-то я его не вижу, — заметил Бантлайн.
— Спит еще, наверное, — ответил Холидей. — Я дал ему четвертак — сходить в вагон-ресторан. Если мальчик не проснется до того, как поезд отчалит, его занесет в самую Калифорнию, — дантист огляделся по сторонам. — А, все равно такой невинный деревенский паренек потерялся бы в городе вроде Тумстоуна.
Говоря это, он указал на монорельсовые вагончики в форме пули. Состав как раз подъезжал к станции.
— Вот моя гордость и отрада, — сообщил Бантлайн, с любовью глядя на латунные вагоны. — Лучшее, что я создал до отъезда в Колорадо. Монорельсовая дорога огибает весь город и проходит точно посередине Тумстоуна, мимо «Ориентала».
— Это заведение повидало всякое, пока тут были ты и Эрпы, — добавил Эдисон. — Сегодня оно, поди, простаивает.
Вагончики остановились, их крышки приветливо откинулись.
— Садитесь, — пригласил друзей Бантлайн. — В ногах правды нет. Давайте, по одному в вагончик.
— Надо было сделать их попросторней, — заметил Холидей, закидывая на сиденье чемодан.
Бантлайн пожал плечами.
— Почти никто не любит ездить в компании незнакомцев, особенно в такой местности, как эта. Однако если выбор — ехать одному или топать пешком, то выбирают одиночное путешествие. Так зачем устраивать в вагоне два места, если одно всегда пустует?
— Где думаете остановиться? — спросил Холидей.
— Ты не забыл? У нас в Тумстоуне два соединенных дома, — напомнил Бантлайн.
— Ну, в борделе Кейт мне больше не место, — сказал Холидей. — Она его перед отъездом продала. Поселюсь-ка в отеле «Америкэн», там жила Джози Маркус, пока не вышла за Уайетта. Местечко вроде неплохое. По крайней мере, бар у них приличный.
— Ни в коем случае! — возразил Эдисон. — Ты будешь жить у меня, как гость.
— Моя гостевая комната получше будет, — заметил Бантлайн. — И потом, у меня предусмотрен, — механик подался вперед, готовый привести решающий аргумент, — санузел.
Холидей покачал головой.
— Спасибо вам обоим за приглашение, но вы встаете, когда я только спать ложусь, да и виски у вас вряд ли водится в изобилии.
— Тогда приходи к нам позже, — сказал Эдисон. — Так мы будем знать, что ты еще жив, а ты поймешь, когда мы закончим работу.
Втроем они расселись по вагончикам; крышки закрылись, и состав поехал вкруг Тумстоуна. Холидей почти забыл, что Эдисон и Бантлайн изменили город до неузнаваемости: через каждые десять ярдов — уличный фонарь, почти все здания построены из непробиваемой латуни Бантлайна. С появлением самоходных экипажей лошади стали ненужной роскошью, Холидей заметил всего пару скакунов у одной коновязи. У многих мужчин из кобуры выглядывала рукоять нового двуствольного револьвера.
Через несколько минут состав выехал на Фремонт-стрит и вскоре остановился — не на станции, правда; крышки не спешили откидываться. Глянув в окно, Холидей увидел кораль «О-Кей», там с полудюжины прилавков продавались сувениры: от фальшивых значков маршалов до игрушечных револьверов и бульварных романов, авторы которых божились, что сами видели легендарную перестрелку.
— Черт, мы ведь даже не в корале стрелялись! — зло пробормотал Холидей. — Бой был в переулке у фотосалона, — он вытащил из кармана флягу и выпил. — Черт знает что, святыню из этой помойки сделали! — прорычал он, а тем временем монорельс двинулся дальше.
Через несколько минут состав затормозил у отеля. Холидей, прихватив багаж, покинул вагончик и отправился к «Америкэн».
— Свободные номера есть? — спросил он у портье.
— Для вас всегда найдется, мистер Холидей, — раболепно ответил тот.
— Док.
— Вы к нам надолго, Док?
— Понятия не имею.
— Номер 112, — сообщил портье, выдавая ключ.
Холидей покачал головой.
— Только не первый этаж. Если кто вздумает пристрелить меня во сне через окно, то пусть для начала хотя бы на дерево влезет.
Портье посмотрел в шкафчике для ключей.
— Номер 327.
Холидей снова мотнул головой.
— Я больной человек и сил у меня немного. Выше второго этажа мне не подняться.
— Тогда двести десятый, — выдавив улыбку, ответил портье.
— Чудно, — сказал Холидей. — Пусть отнесут мой багаж в номер. Ключ я заберу позже.
— Э-э… сэр… — нерешительно произнес портье.
— Док.
— Док, — поправился работник гостиницы. — Мне, право, неловко, но…
— Говорите, не робейте, — поторопил его Холидей.
— В городе у вас еще остались враги. Если кто-то придет и спросит вас…
— Если придет Генри Уиггинс, отправьте его ко мне в номер или просто передайте, куда я ушел, — ответил Холидей. — То же с Томом Эдисоном и Недом Бантлайном. Если меня спросит кто-то иной, — продолжил дантист, показав золотой доллар, — вы обо мне даже не слышали.
— Да, сэр.
— А пока я думаю наведаться в ваш ресторан, проверить, действительно ли он все так же хорош, — сказал Холидей и бросил монету портье.
Пересек вестибюль, вошел в ресторан и, как ему показалось, увидел знакомое лицо. Лицо, правда, скрывалось за облаком сигарного дыма.
