Ян Мак-Гвайр - Последний кит. В северных водах
Поднявшись на ноги, он озирается по сторонам в поисках места, где можно было бы укрыться. Дверь прямо напротив него распахнута настежь. С трудом переставляя ноги, он подходит к ней, оставляя за собой кровавую цепочку следов. Прямо за порогом обнаруживается комната с пыльными половиками и сломанным диваном у дальней стены. В углу стоит кувшин неглазурованного фарфора, пустой, а на полу валяются чайник и чашки. Единственное высокое окно выходит в переулок и дает мало света. В дальней стене проделан арочный проход, задернутый занавеской, ведущий в комнату поменьше со слуховым окном и кухонной плитой. В ней также имеется шкаф для посуды, но он пуст. В воздухе висит запах старого топленого масла, гари и дыма. В углу, свернувшись калачиком на грязном одеяле, лежит маленький мальчик.
Самнер несколько мгновений смотрит на него, спрашивая себя, жив он или мертв. В комнате уже слишком темно, чтобы можно было с уверенностью судить, дышит он или нет. С большим трудом Самнер наклоняется и прикасается к щеке мальчика, оставляя на ней красный отпечаток своего пальца. Мальчик поворачивается на спину, проводит рукой по лицу, словно отгоняя муху, и просыпается. Увидев над собой Самнера, он пугается и испускает сдавленный крик. Самнер пытается успокоить его, и мальчик умолкает, хотя на лице его по-прежнему отображаются страх и подозрительность. Самнер медленно делает шаг назад, не сводя с мальчугана глаз, после чего осторожно садится на грязный пол.
– Мне нужна вода, – говорит он. – Смотри. Я ранен. – Он показывает на свою окровавленную ногу. – Вон туда.
Сунув руку в карман кителя в поисках монеты, он вдруг понимает, что перстень так и остался у него. Он не помнит, как положил его в карман, но сейчас он почему-то оказывается именно там. Самнер показывает его мальчишке, после чего жестом предлагает взять его себе.
– Мне нужна вода, – повторяет он. – Pani[38].
Мальчик смотрит на перстень, оставаясь при этом совершенно неподвижным. На вид ему лет десять-одиннадцать – с тонкими чертами лица, голой грудью и босой, он облачен лишь в засаленную dhoti[39] и грубую холщовую рубашку.
– Pani, – эхом откликается он.
– Да, – согласно кивает Самнер. – Pani, только никому не рассказывай о том, что я здесь. Завтра, когда сюда придут британские солдаты, я помогу тебе. Со мной ты будешь в безопасности.
Помолчав немного, мальчик отвечает ему на хинди: следует долгий монолог из звонких и совершенно непонятных звуков, похожих на блеяние козы. Почему такой малыш спит в столь неподходящем месте? – спрашивает себя Самнер. В пустой комнате города, превратившегося в поле битвы? Или вся его семья погибла? Неужели не осталось никого, кто мог бы защитить его? Он вдруг вспоминает, как двадцать лет тому сам лежал в темноте в опустевшей лачуге после того, как его родителей увезли в противотифозную лечебницу в Каслбаре[40]. Мать клятвенно уверяла его, что уже совсем скоро они вернутся, она крепко взяла его руки в свои и дала слово, но они так и не вернулись. И только Уильям Харпер, военный врач, вспомнил об осиротевшем ребенке и на следующий день приехал за ним, застав его лежащим на том самом месте, где они его оставили. В тот день на Харпере был зеленый твидовый костюм; его сапоги свиной кожи были забрызганы грязью и промокли после долгого пути. Он поднял его с прохудившегося соломенного тюфяка и на руках вынес наружу. Самнер до сих пор помнит запахи шерсти и кожи, помнит тепло ровного дыхания врача и его негромкое успокаивающее ворчание, похожее на новомодную молитву.
– Когда сюда придут британские солдаты, я не дам тебя в обиду, – настойчиво повторяет Самнер. – Я сумею защитить тебя. Ты понимаешь меня?
Еще мгновение мальчик смотрит на него, а потом кивает и выходит из комнаты. Самнер кладет перстень в карман, закрывает глаза, прижимается затылком к стене и ждет. Плоть вокруг раны покраснела и сильно опухла. Нога пульсирует болью, а жажда становится нестерпимой. Он спрашивает себя, а не предаст ли его мальчик и не увидит ли он вместо него своего убийцу. Сейчас, в его нынешнем состоянии, убить его можно без особого труда: у него нет оружия, чтобы защититься, и почти не осталось сил, даже если бы оно и было.
Мальчик возвращается с кувшином воды. Самнер выпивает половину, а остатками промывает рану. Чуть выше лодыжки большая берцовая кость выгибается назад под странным углом, а ниже бессильно свисает ступня. По сравнению с ужасами полевого госпиталя, его ранение едва ли можно назвать тяжелым, но при виде его он тем не менее испытывает страх. С трудом доковыляв до кухонной плиты, он выбирает из груды сваленных на растопку дров две длинные щепки, затем достает из кармана кителя перочинный нож, раскрывает его и начинает обстругивать их. Мальчик равнодушно наблюдает за ним. Самнер прикладывает щепки к ноге по обеим сторонам от раны, а потом жестом показывает на одеяло, на котором спал ребенок. Мальчуган приносит его, и Самнер рвет его на полоски. Мальчик не делает попытки остановить его. Самнер наклоняется и принимается перевязывать шплинты полосками грязного одеяла. Повязка должна быть тугой, говорит он себе, но не слишком.
Вскоре он уже тяжело дышит и взмок от пота. Во рту становится кисло от подступившей к горлу тошноты. Пот заливает ему глаза, а руки дрожат. Он просовывает снизу под ногу вторую полоску одеяла и пытается завязать ее концы спереди, но тут его пронзает сильнейшая боль. Самнер сдается, делает паузу, переводит дух, предпринимает вторую попытку и вновь терпит неудачу. Раскрыв рот в безмолвном крике, он со стоном валится на пол. Закрыв глаза, он выжидает, пока дыхание его не придет в норму. Стук сердца похож на тяжелую дверь, которую снова и снова кто-то с грохотом захлопывает вдали. Он ждет, и наконец резкая боль сменяется тупым нытьем. Он переворачивается на бок и смотрит на мальчика.
– Ты должен мне помочь, – говорит он.
Мальчик не отвечает. Черные мелкие мошки так и вьются вокруг его бровей и губ, но он не делает попытки отмахнуться от них или отогнать. Самнер показывает на свою ногу.
– Завяжи концы вместо меня, – говорит он. – Только не очень туго.
Мальчик встает, смотрит на рану и произносит несколько слов на хинди.
– Только не слишком туго, – повторяет Самнер.
Мальчик опускается на колени, берется за концы импровизированной повязки и начинает завязывать их на узел. Концы перебитой кости трутся друг о друга. Самнер кричит от боли. Мальчик замирает, но Самнер нетерпеливым жестом велит ему продолжать. Справившись с одним узлом, он завязывает второй и третий. Покончив с наложением шины, мальчуган отправляется к колодцу за домом, вновь наполняет кувшин водой и приносит его обратно. Самнер выпивает воду и проваливается в сон. Проснувшись, он обнаруживает, что мальчик лежит рядом с ним. От него пахнет сырыми опилками, а сам он не крупнее собаки; дышит он размеренно и неглубоко. В неосвещенной комнате тело его кажется всего лишь сгустком темноты. Стараясь не потревожить раненую ногу, Самнер протягивает руку и дотрагивается до мальчика со всей осторожностью, на какую он только способен. Он даже не знает, какой части ребенка касается. Что это, лопатка? Или бедро? Мальчик не шевелится и не просыпается.
