Герои и битвы. Военно-историческая хрестоматия. История подвигов, побед и поражений - Константин Константинович Абаза
Корпусу графа Ланжерона пришлось сделать дальний и кружной обход (верст 10), чтобы подойти к Монмартру с его доступной стороны. С прочих сторон он крут, окружен садами, виноградниками и каменоломнями. Но и эта сторона была вооружена 30-ю орудиями, которые стояли в два яруса, один выше другого. Подвиг Ланжерона был тем труднее, что за ним следом потянулись неприятельские колонны из селения Лавалет, того самого, которое потом брали пруссаки. Однако Ланжерон приказал перестроиться в колонны к атаке. В 4-м часу генерал Рудзевич двинул 10 полков на приступ. Забили барабаны, заиграли рожки, раскатилось грозное, ревущее «ура». Небольшой французский отряд, стоявший внизу, быстро поднялся на гору. Порядок, в котором русские поднимались на Монмартр, был выше всяких похвал. Граф Ланжерон говорил, что он за свою долгую службу и 19 совершенных им походов ничего подобного не видел, за исключением Измаильского штурма. Солдаты так и рвались на высоты. Рудзевич был известен своим бесстрашием, но и тот считал атаку Монмартра таким трудным делом, что, идя на приступ, распрощался со своими товарищами.
Французы успели выстрелить только два раза. Нижнюю батарею живо захватили. Тогда неприятель дал последний залп из верхней батареи и побросал свои орудия. Ровно в 10 минут все батареи и укрепления взяты штыками, отбито 29 пушек, удержано 150 пленных. Все прочие французы, не дождавшись штыка, спасались бегством к Парижу. Наши охотники бросились за ними, но их остановили, потому что еще с утра был отдан приказ не допускать солдат в парижские заставы. Только после всего, что случилось, получил граф Ланжерон известие о мирных переговорах. «Французы просят пощады! Париж покоряется!» – заговорили наши солдаты на высотах Монмартра. – «Пришлось батюшке Парижу поплатиться за матушку Москву!» – сказал один седой унтер. Граф Ланжерон поставил на выездах Парижа караулы, около городских предместий рассыпал стрелков, остальное войско поставил по уступам, а на самой высоте выстроил 84 орудия, обращенных жерлами к столице. Командир Рязанского полка привел сюда своих музыкантов. В одно мгновение картина переменилась. На высотах заиграла музыка; у застав показались белые скатерти, платки, салфетки, навязанные на колья; народ тысячами повалил на русские позиции, но пропускали только женщин.
Между тем в Париже происходило вот что: наш уполномоченный требовал, чтобы сдана была столица и сдались войска. На последнее условие маршалы не соглашались. Они говорили, что им сдаваться стыдно; они приводили на память свою долголетнюю службу, множество походов, еще больше того – битв, и сказали, что лучше погибнуть, чем сложить оружие. Донесли Государю, он согласился выпустить французские войска с условием не начинать сейчас никаких военных действий. На этом и покончили. На другой день, рано утром, из столицы выехали в парадных каретах городские власти. С ними ехал и Орлов. Когда он явился, Государь спросил: «Какие вести ты привез? – Капитуляцию Парижа». Государь прочел бумагу, подробно расспросил и потом, обняв своего адъютанта, поздравил его с подписанием столь важного договора. Вслед за этим были допущены городские власти. Государь принял их очень ласково и сказал, что войска будут обходиться с парижанами наилучшим образом, и даже обещал освободить город от военного постоя. Едва лишь вышли восхищенные таким приемом депутаты, как к главной квартире подскакал министр Наполеона Колэнкур. Преображенский солдат приказал ему сойти с лошади, что тот немедленно исполнил. Некогда надменный, этот человек снял шляпу перед офицером и скромно прошел в покои Государя. Колэнкур получил приказание от своего государя постараться затянуть переговоры, пока соберется вся французская армия. Однако наш Государь не дал себя обмануть, он прямо объявил Колэнкуру, что делает для Франции более спокойного правителя, а что, если Наполеон грозит новой войной, то она устрашит союзников, и они будут ее вести до конца. Такой ответ повез Колэнкур в Фонтенбло, верст за 50 от столицы, где теперь находился Наполеон.
Ровно в 8 часов подвели Государю серую лошадь под кличкой «Марс». Пропустив прусскую гвардию и нашу гвардейскую кавалерию, Государь последовал за ней рядом с прусским королем и князем Шварценбергом; сзади ехала свита более чем из тысячи генералов и офицеров разных наций. Свиту монархов замыкала русская гвардия, во главе которой ехали великий князь Константин Павлович, генералы Милорадович, Голицын и Ермолов. Дальше шли отборные войска в назначенном порядке. По пути к Парижу Государь часто обращался к своим сподвижникам, говорил с ними о минувших несчастиях, передавал им свои воспоминания. Его светлое лицо сияло тихой радостью. За три версты от города начали показываться парижане. Толпа густела все больше и больше. Все спрашивали: где император? Орлов-Денисов, ехавший с лейб-казаками впереди Государя, беспрестанно повторял одно и то же: «Бела лошадь, белый султан! Белая лошадь, белый султан!» Многочисленные здания Парижа становились все ближе и ближе. Всем хотелось поскорее войти в город, который считался столицей мира, где еще недавно писали людям законы – не только как следует кланяться, или одеваться, но как жить, кому царствовать, кому скитаться. Для русских людей наступал час высшего торжества и мщения за обиды и поругания, нанесенные им два года назад. Еще минута – и сокрушится могущественная власть, простиравшая свои руки от берегов Балтийского моря и Вислы до берегов реки Таго в Испании.
В 9 часов утра войска подошли к предместьям Парижа. У заставы ожидал императора принц Евгений Виртембергский, командир 2-го корпуса; тут же стоял караул от 20-го Егерского полка, того самого, который участвовал в 157 сражениях. Из 7 тысяч человек, перебывавших в строю, осталось только 400, а из 560 офицеров – уцелело 7. Вступивши в заставу,
