Герои и битвы. Военно-историческая хрестоматия. История подвигов, побед и поражений - Константин Константинович Абаза
Французы думали, что к ним войдут полудикие люди, вроде татар, которые едят сырое мясо; люди, изнуренные походами, с непонятным языком в звериных шкурах. Теперь они едва верили глазам: красота русских мундиров, блеск оружия, веселый вид войска, здоровые лица и ласковое обращение, особенно офицеров, знавших французский язык, приводили парижан в изумление. Весть об этом переходила из уст в уста; повсюду слышалась похвала, женщины из окон и с балконов махали белыми платками, делали приветствия руками, и мгновенно весь Париж покрылся радостным приветствием русским войскам и русскому монарху. Крики: «Да здравствует Александр! Да здравствуют русские!», – не умолкали теперь на всем пути. Войска прошли Монмартрское предместье и повернули направо, по бульварам. С трудом можно было ехать, жители на каждом шагу останавливали лошадей и превозносили императора Александра. Многие, ободренные его ласковым приветливым видом, стали кричать: «Долой Наполеона! Не хотим Наполеона!» Другие, более смелые, теснились возле Государя и просили его, чтобы он царствовал над ними: «Царствуйте над нами или дайте нам монарха, который был бы на вас похож!». Удивительно, как уцелел красный кавалергардский мундир императора Александра. Он ехал среди страшной давки. Парижане старались прикоснуться губами или хотя бы руками к победителю Наполеона, подносили к нему младенцев, цеплялись за мундир, за шпоры, хватались за хвост его лошади.
Вступление союзных монархов в Париж
На Елисейских полях Государь остановился: начался церемониальный марш. Сюда устремились со всего города парижане, такой сумятицы еще никогда не было ни на одном параде. Француженки садились на офицерских лошадей, чтобы лучше увидеть Государя.
Конные жандармы не могли удержать народ, который сновал между рядами, теснил и отрывал фланги. Но вот показались русские гренадеры, потом наша гвардия. Французы, пораженные их воинственной осанкой и крепким строем, сразу посторонились и очистили им путь. Они с удивлением смотрели на наши лучшие войска, сделавшие три знаменитых похода – к границам России, через Германию и от берегов Рейна, более трех тысяч верст. Смотр закончился в пятом часу, и Государь отправился в дом французского министра, где первое время имел свое пребывание. Через несколько часов после занятия Парижа было объявлено французскому народу, что император Александр не желает вступать в переговоры ни с Наполеоном, ни с его семейством, а потому пусть французы выберут себе в правителя, кого хотят. Это была давняя мысль Государя, не теперь задуманная, в день торжества и славы, а в тяжкое время, когда Наполеон, не объявив войны, вступил в пределы России. Еще тогда Александр сказал: «Я – или Наполеон, он или я, но вместе мы царствовать не можем».
Наступила ночь. Около дома, где остановился Государь, расположился 1-й батальон Преображенского полка. В шумной столице наступила тишина. Никто не мог поверить, что в ней находится 50 тысяч солдат иностранных войск, если бы по безлюдным улицам не раздавался русский окрик часовых: «Кто идет?».
Со второго дня занятия Парижа в театрах начались представления, стала ходить почта, отворились городские ворота – всем позволили выезд, кто куда пожелает. Словом сказать, жизнь пошла обычным чередом, каждый мог мирно заниматься своим делом. Все удивлялись, что Париж так дешево отделался; все знали, как французы вели себя в завоеванных столицах. Еще живы были в памяти их обиды, оскорбления, грабеж домов, церквей и государственных сокровищ. Такое милосердие имело главной причиной высокий образ мыслей Государя. Ему одному французы были обязаны спасением своей столицы. Французский сенат, то есть высшие сановники государства, объявили Наполеона лишенным престола. Когда эти сенаторы явились к Государю, он им сказал: «Человек, который называл меня союзником, напал на мое государство несправедливым образом, а потому я веду войну не с Францией, а с ним. Я – друг французов. Чтобы доказать вам мою дружбу, я возвращаю вам всех пленных, находящихся в России. Я уступаю их Сенату в уважение сделанного им постановления». Сенат, выслушав эти слова, положил их записать в журнал и обнародовать во всеобщее сведение. Кроме того, он прибавил от себя: «Император Всероссийский утешает 200 тыс. семейств, дарует свободу несчастным французам, которых жребий отдал в его власть. Воздадим же вечную благодарность за великодушный поступок, о котором летописи мира еще нигде не упоминали».
Что же в это время делал главный виновник войны, тот, от которого отказывалась теперь сама Франция? Наполеон долго не знал, что союзники пошли на Париж. Его окружали партизаны, а он думал, что против него главные силы. Когда дело объяснилось, вся армия единодушно требовала вести ее на спасение столицы. На дороге император бросил ее и поскакал на почтовых. Он явился поздно: маршалы уже подписывали перемирие, на завтра назначено вступление в Париж. Тогда Наполеон послал, как было сказано, министра Колэнкура, который, встретившись с нашим Государем, привез ему такой ответ: отказаться от престола. Наполеон был вне себя от гнева. Он страшно ругал австрийцев, пруссаков и отзывался хорошо только о нашем Государе: «Еще не все погибло! – сказал он и приказал назначить смотр. Объехав войска, Наполеон сошел с лошади и вошел в ряды солдат. Лицо его горело, голос дрожал: «Солдаты! Неприятель укрыл от нас три перехода и овладел Парижем! Нужно его выгнать оттуда. Нашлись недостойные французы, которые протянули руки чужеземцам. Поклянемся победить или умереть, но отомстить за оскорбление, нанесенное нашему Отечеству и нашему оружию!» – «Клянемся!» – отвечали старые солдаты. И вся армия была готова умереть за человека, который умел приковать к себе сердца солдат точно волшебной силой. Не так думали маршалы, офицеры: им надоело вечно воевать, хотелось и покоя: другие не любили императора за его грубое обхождение; иным, привыкшим к щедрым наградам, не нравилось его теперешняя скупость. Как бы там ни было, Наполеон, увидев собравшихся маршалов, догадался в чем дело, он понял, что его хотят покинуть и добровольно отрекся от престола в пользу сына.
Маршалы, получив письменное отречение, повезли его в Париж к императору Александру. Может быть, дело Наполеона и выгорело, если бы в
