Поль Феваль - Горбун
Горбун у порога кабинета встретил камердинера, который его немедленно впустил.
– Это вы мне писали из Испании? – спросил регент, окинув взглядом посетителя.
– Нет, монсиньор, – почтительно ответил горбун.
– А из Брюсселя?
– И из Брюсселя не я.
– И из Парижа не вы?
– Нет, монсиньор, из Парижа тоже не я.
Регент еще раз измерил горбуна взглядом.
– Я бы очень удивился, если бы вы оказались Лагардером.
Горбун, улыбнувшись, поклонился.
– Боюсь, сударь, вы меня неверно поняли. Я никогда не видел этого Лагардера.
– Монсиньор, – заговорил продолжавший улыбаться горбун. – Когда этот человек служил в кавалерии вашего августейшего дядюшки, его прозвали Лагардер Красавчик. Я же никогда не был ни красавцем, ни кавалеристом.
– Как вас зовут?
– Дома меня называют мэтр Луи. А вне дома такие люди, как я, обычно имеют прозвище.
– Где вы живете?
– Очень далеко.
– Вы отказываетесь назвать свой адрес?
– Именно так, монсиньор.
Филипп с удивлением поднял брови и тихо произнес:
– У меня имеется полиция, сударь! Она слывет достаточно расторопной. Полагаю, для нее не составит особого труда узнать…
– Едва вы упомянули о полиции, ваше высочество, я тут же раскаялся в моей попытке навести тень на плетень, – поспешил объясниться гость. – Я живу во дворце мсьё принца де Гонзаго.
– Во дворце Гонзаго? – удивился регент.
Горбун утвердительно кивнул, и не то с сожалением, не то с гордостью прибавил.
– Мне пришлось заплатить высокую аренду.
Регент задумался.
– Давно, – сказал он, – очень давно я впервые услышал об этом Лагардере. Тогда о нем говорили, как об отчаянном сорвиголове и скандалисте.
– С тех пор он много сделал, чтобы избавиться от пороков юности.
– Кем вы ему приходитесь?
– Никем.
– Почему он сам ко мне не явился?
– Потому, что под рукой оказался я.
– Если бы мне захотелось с ним повстречаться, – где его искать?
– На этот вопрос я не могу ответить.
– В таком случае…
– У вас есть полиция, ваше высочество, она слывет расторопной, не так ли? Пусть разыщет.
– Это вызов?
– Предостережение, монсиньор. Не больше, чем через час Лагардер исчезнет из пределов досягаемости французской позиции, и после этого уже никогда не повторит свой рискованный шаг, который предпринял, чтобы снять груз со своей совести.
– Значит, он его сделал против собственной воли?
– Именно так, монсиньор, вы верно заметили.
– Что его останавливает?
– То, что ставкой в этой игре будет счастье всей его жизни, в игре, которую он может и не выиграть.
– Однако, что же понуждает его рисковать?
– Клятва.
– Какая клятва?
– Клятва, которую он дал одному умирающему.
– Как его имя?
– Оно вам хорошо известно, монсиньор. Его звали Филипп Лотарингский герцог де Невер.
Регент опустил голову, сразу как то обмяк и осунулся. Недолго помолчав, он тихо произнес:
– Почти двадцать лет прошло, а я ничего не забыл, ничего! Как я любил моего друга, моего бедного Филиппа, и он меня любил. С тех пор, как его не стало, не знаю, удалось ли мне хоть раз пожать чью-нибудь истинно дружескую руку.
Горбун впился взглядом в регента. Он был очень взволнован. В один момент с его языка едва не сорвалась какая-то фраза, но он вовремя сдержался, и лицо его опять приняло бесстрастный вид. Филипп Орлеанский поднял взгляд и медленно произнес:
– Кроме близкой дружбы с герцогом де Невером нас связывали родственные узы. Моя сестра вышла замуж за его кузена герцога Лотарингского. Как глава государства и как шурин я должен оказывать поддержку его вдове, которая к тому же стала супругой еще одного моего близкого друга. Если дочь Невера жива, я могу пообещать, что она получит богатое наследство и выйдет замуж за достойного аристократа, носящего титул не ниже принца, если она, разумеется того пожелает… Обо мне говорят, что я владею одной бесспорной добродетелью, умею, де, прощать обиды и даже оскорбления. Наверное, это правда. Я способен забыть любое зло, причиненное лично мне, если пойму, что его совершивший, – искренне в том раскаивается. Однако здесь дело совершенно иного рода. Речь мне обо мне, а о злодейском убийстве. Когда я узнал, что Филипп де Невер убит, я поклялся, что отомщу за его смерть. И вот теперь, став во главе государства, я обязан не отомстить, а покарать убийцу. Это будет уже не месть и даже не возмездие. Это будет правосудие.
Филипп Орлеанский замолчал, – ему показалось, что в глазах горбатого собеседника блеснули слезы. Но тот, словно в знак одобрения внезапно склонил голову, а когда ее опять поднял, то регент не смог бы поручиться, что не поддался иллюзии, вызванной игрой света время от времени коптящих ламп.
– Пока что для меня много не ясно, – продолжал хозяин кабинета. – Почему этот Лагардер так долго тянул, прежде, чем обратился ко мне?
– Потому, что он решил лишь тогда снять с себя обязанности опекуна, когда мадемуазель Аврора де Невер станет взрослой женщиной и сможет сама решать, кто для нее друг, а кто нет.
– У Лагардера есть доказательства того, о чем вы сейчас от его имени говорите?
– Есть… Есть, кроме одного.
– Какого же?
– Он пока не знает твердо, кто убийца.
– А нетвердо знает?
– Да. Он считает, что знает. Чтобы узнать убийцу у него есть некая примета.
– Примета в таком деле не может служить доказательством впрочем.
– В скором времени у вашего высочества будет возможность решать это самому. Что же касается рождения и достоверности того, что именно эта девушка – дочь Невера, здесь все в порядке.
Регент опять задумался.
– Какую клятву дал Лагардер? – спросил он после некоторого молчания.
– Он пообещал заменить ребенку отца.
– Значит, в момент смерти Невера он был с ним рядом?
– Да. Умирая, Невер просил Лагардера позаботиться о его дочери.
– Лагардер защищал Невера своей шпагой?
– Он сделал все, что было в его силах. Они дрались вдвоем против двадцати. И только, когда Невер умер, Лагардер унес ребенка, не смотря на то, что оставался один против нескольких наемников.
– Да. Мне известно, что во всем мире нет более грозного клинка… – пробормотал регент. – Но в наших ответах все равно многое неясно. Если, как вы утверждаете, Лагардер участвовал в том бою, то почему же у него остались сомнения в отношении убийцы?
– Бой происходил ночью. А убийца был в маске. Он подкрался сзади. Невер упал как подкошенный. Перед смертью он простонал: «Друг, отомсти за меня!»
– И этот человек, нанесший смертельный удар сзади, – продолжал регент с заметным сомнением, – был не маркизом де Келюсом?
– Мсьё маркиз де Келюс уже несколько лет, как умер, – ответил горбун, – а убийца жив. Вашему величеству достаточно сказать слово, и Лагардер предстанет перед вами сегодня же ночью.
