Поль Феваль - Горбун
Салоны и залы уже были переполнены гостями. Несколько минут назад от имени регента господин де Бриссак на пару с графиней Тулузской открыли бал.
В парке тоже было полно людей. Почти во всех шатрах шла игра в ландскнехт. Несмотря на усиленные караулы переодетых индейцами придворных гвардейцев, (они были выставлены у всех близлежащих домов), многим ловкачам удалось проникнуть в парк. Повсюду попадались домино весьма подозрительного вида. Кругом стоял невообразимый шум. Однако заправлявшие парадом еще не выходили. Ни регент, ни принцессы, ни достопочтеннейший Лоу пока не появились. Все ждали их.
В вигваме из окантованного золотым шитьем красного бархата, где вполне могли бы раскурить трубку мира вожди повздоривших племен, было сдвинуто вместе несколько столов. Шатер размещался недалеко от поляны Даны, остается у самых окон кабинета регента. Дверь собралась немалочисленная компания. За покрытым скатертью мраморным столом шла оживленная игра в ландскнехт. Игроки шумели, золотые монеты сыпались горстями, и тут же в двух шагах у другого стола, ведя игру в реверси, чинно беседовали пожилые аристократы. Стол для ландскнехта окружали маркиз Шаверни, Шуази, Навай, Жирон, Носе, Таранн, Альбрет и другие. Мсьё де Пейроль тоже был среди игравших. Он выигрывал, постоянно выигрывал. Все это знали и изо всех сил следили за его руками. Впрочем, следи не следи, во время регентства шулерство было распространенным явлением и не считалось за преступление. Игра шла напряженно. Вслух произносились только цифры, означавшие ставки и согласия или отказ участвовать в очередном розыгрыше: «Сто луидоров! Пятьдесят! Двести!» Проклятия проигравших и смех выигравших. Игроки, разумеется, были без масок. В аллеях же, наоборот, разгуливали и беседовали бесчисленные домино и маски. Лакеи в парадных ливреях, зачастую выглядевших наряднее костюмов хозяев, держались поближе к малому крыльцу у апартаментов регента. Многие из них тоже были в масках, блюдя инкогнито своих господ.
– Выигрываете, Шаверни? – заглянув в вигвам звонким женским голосом поинтересовалось голубое домино в натянутом капюшоне.
Шаверни выкладывал из кошелька на стол остатки денег.
– Сидализа! – воскликнул Жирон. – Поспеши нам на выручку, о нимфа девственной рощи!
Из-за спины первого домино появилось второе.
– О чем вы тут? – спросило оно.
– Ни о чем особенном, милая моя Дебуа, – расплылся в невинной улыбке Жирон. – О девственной роще.
– Так, так. Впрочем, мне все равно, – с безразличием бросила мадемуазель Дебуа и вошла в шатер. Сидализа отдала свой кошелек Жирону. Один из старичков, игравших в реверси с осуждением поцокал языком.
– В наше время, наедине де Барбаншуа, все было по-другому.
– Увы, мсьё де Юноде, – ответил сосед. – Все испортилось.
– Измельчало, мсьё де Барбаншуа.
– Выродилось, мсьё де Юноде.
– Извратилось!
– Опошлилось!
– Изгадилось!
И, тяжело вздохнув, в один голос:
– Куда мы идем, барон, куда идем?
Теребя агатовую пуговицу, украшавшую, старомодный кафтан барона де Юноде, барон де Барбаншуа продолжал:
– Кто эти люди, барон?
– Я сам хотел об этом спросить.
– Ты ставишь, Таранн? – крикнул в этот момент Монтобер. – Пятьдесят!
– «Таранн», – пожал плечами Барбаншуа. – что за чудовищное имя. Для какой-нибудь улицы оно еще, куда ни шло, но для человека – фи!
– Ставишь, Альбрет?
– Час от часу не легче, – не переставал изумляться Юноде, – а этот украл имя у Жанны д'Альбрет, матери Генриха IV. Нет, право, откуда они откапывают такие странные фамилии?
– А откуда Бишон, спаниель баронессы взял свою кличку? – отозвался Барбаншуа и открыл табакерку. Проходившая мимо Сидализа бесцеремонно запустила в нее пальцы. Старый барон опешил, открыв рот.
– Ничего, табачок! – похвалила оперная красотка.
– Мадам, – галантно сдерживая возмущение, произнес барон Барбаншуа. – Я не люблю, когда в мою табакерку суются посторонние. Извольте ее принять.
Ничуть не смутившись, она приняла подарок и, ласково потрепав старика по подбородку, удалилась.
– Куда мы идем? – от негодования барон Барбаншуа задыхался. – Что сказал бы покойный король, если бы увидел все это?
За ландскнехтом:
– Проиграл, Шаверни, опять проиграл!
– Ну и что из этого? У меня еще есть земля в Шаней. Иду на все!
– А ведь отец этого юноши был достойным человеком, храбрым воином его королевского величества, – вздохнул барон Барбаншуа. – Интересно, у кого на службе сынок?
– У господина принца де Гонзаго.
– Упаси, Господь, нас от итальянцев!
– Да и немцы не лучше, скажу вам, барон! Взять хотя бы графа Хорна, недавно колесованного в Гревской тюрьме за убийство.
– Родственник его высочества, прошу заметить! Куда мы идем?
– Скоро дойдет до того, что будут убивать средь бела дня на улице!
– Уже началось, барон. Вы, наверное, слышали, что вчера у Тампля убили женщину, – ее кажется, звали Лове, – она занималась перекупкой акций.
– А сегодня утром из реки в районе Собора Парижской Богоматери вытащили тело сиера Санбрье. Он был чиновником военного казначейства.
– Его убрали за то, что он слишком вольно высказывался об этом пресловутом шотландце, – почти шепотом заключил мсьё де Барбаншуа.
– Т-с! – предусмотрительно остановил друга Юноде. – За неделю это уже одиннадцатое убийство.
– Ориоль! Ориоль! Иди на помощь! – закричали в этот момент игроки. В вигваме появился пухленький откупщик. Он был в маске. Его броский до нелепости наряд привлекал внимание, вызывая не то восторг, не то насмешку.
– Вы только подумайте! – удивлялся он. – Меня сразу узнают!
– Еще бы! Второго Ориоля нет, – заметил Навай.
– Дамы, поди, считают, что и одного достаточно, не так ли? – оскалился Носе.
– Завистник! – засмеялись игроки и болельщики.
– Господа, кто-нибудь видел Нивель? – спросил Ориоль.
– Подумать только, – с сочувствием заметил Жирон, – с каким благородным рвением наш бедный друг стремится занять место того незадачливого финансиста, что дражайшая Нивель не так давно, превратив во всеобщее посмешище, сожрала с потрохами!
– И этот завидует! – опять засмеялись кругом.
– Ну что, повидался с Озье, Ориоль?
– Получил грамоту дворянина?
– Ориоль, узнал имя своего пращура, участника Крестовых походов?
Мсьё де Барбаншуа оставалось лишь в меланхолическом недоумении заламывать руки и возводить взор к небесам.
Мсьё Юноде сказал:
– Эти, с позволения сказать, аристократы насмехаются над самым святым!
– Куда мы идем, Боже правый. Куда идем?
– Пейроль! – сказал толстенький откупщик, подходя к столу. – Поскольку сдаете вы, я готов поставить против вас пятьдесят луидоров, но при условии, что вы закатаете рукава.
