Поль Феваль - Горбун
– Монсиньор, мсьё де Лагардер бросить у вашего королевского высочества только об одном.
– О чем же?
– Не посвящать в это дело никого из посторонних. Одно неосторожное слово может все погубить.
– Это я вам обещаю.
Гость поклонился до самого паркета. Регент вздрогнул. Ему внезапно показалось, что во время этого исполненного глубокой почтительности реверанса низкорослая фигура гостя удлинилась, а его горб исчез. Впрочем, иллюзия продолжалась лишь мгновение, спустя которое Филипп Орлеанский решил, что ему это померещилось с похмелья. Горбун положил охранную грамоту в карман и направился к выходу.
– Значит, через два часа? – уточнил регент.
– Именно так, ваше высочество, через два часа.
Горбун вышел.
– Ну как, приятель, выхлопотал, что хотел? – спросил пожилой охранник Лё Бреан, опять увидев горбуна.
– А то! – весело улыбнулся горбун и сунул ему луидорный дублон. – Но знаешь, теперь мне захотелось побывать на празднике.
– Пресвятая сила! – воскликнул консьерж. – Вот уж поистине лихой плясун получится из тебя!
– Послушай, старина Браен, одолжи-ка мне пять от твоей парковой каморки.
– Это еще зачем, малыш?
Горбун ему вручил еще один дублон.
– Ты, однако, – проказник, мой милый! – обрадовался садовник. – Ладно уж, так и быть, держи ключ.
– У меня к тебе есть еще одна просьба, – не унимался горбун. – Будь добр, отнеси в твой парковый домик паркет, что я тебе вручил сегодня утром!
– А ты дашь мне за это еще один дублон?
– Получишь два.
– Ах ты, мать честная! Ты и впрямь человек долга. У тебя там, поди, назначена стрелка с барышней. Верно? Я угадал? Ладно, можешь не отвечать, если не хочешь.
– Кто знает. Возможно, ты прав, – улыбнулся горбун.
– Послушай дружище, если бы я был женщиной, я, ей ей, сам бы в тебя влюбился за твои звонкие дублоны… так-то. К хе-хе-хе! Кстати, как же ты, малыш, собираешься попасть на бал? Ведь везде посты. Без пригласительного билета тебя не пропустят.
– А это видел? – горбун торжествующе потряс перед носом консьержа пригласительным билетом.
– Ты, однако, хваткий малый! – одобрительно промолвил бывший конюх. – Иди прямо по коридору. В конце свернешь направо. В общей прихожей горят лампы. Спустишься с крыльца. А дальше… в общем желаю тебе повеселиться на славу!
Глава 3. Игра в ландскнехт
В сад непрерывно прибывала публика. Больше всего людей собралось в районе близлежащей к апартаментам его королевского высочества Поляны Дианы. Всем было интересно, почему регент так долго не появляется.
Мы не станем уделять много внимания всякого рода заговорам и прочим политическим недомоганиям, которыми, увы, всегда изобилует жизнь высшего света. Герцог и герцогиня Мэнские, происки партии Вильруа в сообществе с испанским посольством, их бесконечные интриги не являются темой нашего повествования. Единственно лишь напомним о том, что регент был окружен недоброжелателями. Парламент его не любил и на каждой сессии пользовался правом оспаривать выносимые им постановления. Духовенство относилось к нему враждебно, оставаясь недовольным слишком мягкими законами, дававшими зеленую улицу безнравственности. Старые кадровые генералы его презирали за послабление уставных строгостей в регулярных войсках; и, наконец, даже в государственном совете, главой которого он являлся, ему постоянно приходилось сталкиваться с недовольными. Нельзя не признать, что на таком политическом фоне финансовая поддержка Лоу пришлась регенту как нельзя кстати, – она направляла общественное внимание по другому пути.
На самом деле ни у кого из злопыхателей, (пожалуй, за исключением легитимных детей), не было серьезных причин для недовольства этим «бесхребетным» правителем, не имевшим в своем сердце ни крупицы жестокости, но чья доброта многих раздражала, как свидетельство беспечности, несовместимой с титулом главы государства. Не секрет, что ненавидеть можно лишь тех людей, которые, сложись обстоятельства по другому, способны внушать к себе любовь. У Филиппа Орлеанского было много приятелей и совсем не было друзей.
Известно, что когда поэт Лагранж сочинил свой пасквиль в форме зарифмованных куплетом, получивших название «филиппики», регент упросил Сен-Симона, с которым в то время дружил, чтобы тот их ему продекламировал. Горят, что регент слушал с интересом и даже смеялся в тех местах, где Лагранж трактовал его жизнь и жизнь его родственников в неприглядном виде. Там имелось место, где говорилось, как во время оргии Филипп сидел за столом со своей родной дочерью.
Кроме того рассказывают, что регент, будто, плакал, когда звучали строчки, утверждавшие, что он, де, задался целью сжить со свету, отравив ядом, все потомство Людовика XIV. Он понимал, что подобная поэзия мне может не оставить в сознании широкой публики глубокой отметины. Ему было тем паче обидно, что это была чистой воды клевета.
«Нет дыма без огня», – этой сдержанной фразой прокомментировал «филиппки» Бомарше. С наибольшей беспристрастностью эпоху регентства удалось описать историографу Дюкло в своих «Секретных мемуарах». Лейтмотивом в них выступала мысль, что герцог Орлеанский не смог бы удержать власть, если бы не финансовая помощь банкира Лоу.
Юного короля Людовика XV все обожали. Его воспитание было поручено лицам, враждебно настроенным к регенту. С их инициативы ползла молва, сеявшая в народе опасения, будто рано или поздно Филипп Орлеанский сживет со света правнука Людовика XIV точно также как он, дескать, уже поступил с внуком и сыном. Понятно, что в такой атмосфере интриги и заговоры напрашивались сами собой. Герцог и герцогиня Мэнские, мсьё де Вильруа, принц Челламаре, мсьё де Вилар, Альберони и испано бретонская партия интриговали не ради собственных интересов. Что за чушь? Они старались, чтобы оградить юного короля от пагубного воздействия, которое уже укоротило жизнь его прямых предков.
Поначалу Филипп Орлеанский защищался от нападок тем, что их попросту не замечал. Признаем, что это не худшая стратегия обороны. Лучшие фортификационные сооружения воздвигаются из мягкой земли. Простой ватный матрац способен погасить скорость пушечного ядра, тогда, как стальной щит разлетится от его удара на куски. Под личиной своего, якобы, безразличия регент мог в течение довольно долгого времени спокойно спать. Во время описываемых событий Филипп Орлеанский как раз и пребывал под защитой ватного матраца. Он спал, и злобный лай черни не тревожил его сон. Толпа, Господь не даст соврать, громко возмущалась у дворца под самыми окнами и даже порой проникала внутрь здания. Что ни говори, поводов для возмущения у простолюдинов было гораздо больше, нежели у придворной знати. Если не брать в расчет гнусную клевету, связанную с обвинением в отравлении королевской фамилии, (клевету, не выдерживающую никакой критики, ибо ее убедительно разоблачал тот факт, что король Людовик XV рос здоровым, развитым ребенком), регент представлял соблазнительную мишень для злоречия. Все его существование носило форму постыдного скандала. Во время его правления Франции стала напоминать большое морское судно, без оснастки и, которое привязали на буксир к другому кораблю. Роль ведущего корабля в этом плачевном для французов альянсе исполняла Англия. Наконец, не смотря на успехи финансовых нововведений Лоу, многие ученые и неученые толкователи прочили королевству в скором времени судьбу государства – банкрота. И, как водится, подобные прорицатели не испытывали недостатка в слушателях.
