Понсон дю Террайль - Подвиги Рокамболя, или Драмы Парижа
– Ну, так слушайте же меня – мне не надо записки на пятьдесят тысяч франков.
– А что же надо?
– Просто акцептировать на эту сумму векселей…
– Но…
– Я не могу вам больше ничего сказать… не спрашивайте меня, зачем это…
– Ну, где же твои векселя?
– Я сейчас принесу их… подождите меня здесь несколько минут, – сказала она и проворно выбежала из комнаты.
Она улыбнулась ему при этом так, что он потерял и последние остатки своего благоразумия.
Гостиная уже не была освещена так, как перед обедом, и только топившийся камин слабо освещал окружавшие предметы. Около камина сидел человек, закутанный в широкий плащ, в котором при полусвете, царствовавшем вокруг него, с трудом можно бы было узнать сэра Вильямса.
Тюркуаза положила ему на плечо руку, наклонилась к нему и шепнула:
– Дайте векселя, он теперь готов на все. Негодяй открыл свой бумажник и подал ей пять гербовых бумажек.
– Вот, – сказал он, – когда будут подписаны, ты принесешь мне их обратно.
– Хорошо… а потом?
– Черт возьми! Потом ты воротишься к нему, чтобы разыграть и остальную часть этой комедии.
– Скажите лучше, трагедии, – прошептала Тюркуаза дрожащим голосом.
– Ну, ну, – пробормотал подлый Андреа, – а ведь, право, будет очень интересно посмотреть на драку этих людей, которые будут резаться на ножах… Леон – Геркулес, и если только де Камбольх дал ему надлежащий урок, то он в десять минут убьет Фернана.
– Боже! – прошептала Тюркуаза. – Что же будет тогда со мною?
– Во-первых, ты – спрячешься в своей уборной.
– А потом… он тоже убьет меня!
– Нет, потому что к тебе скоро придут на помощь..
– Ну, а последствия этой истории?
– Тебя арестуют, конечно, будут допрашивать, а потом будет совершенно ясно для всех, что у тебя зарезались два человека из-за одной только ревности… вот и все. Репутация твоя – несколько пострадает, но тебя опять скоро выпустят, а вследствие этого ты попадешь в большую моду у всех ослов и сумасшедших.
– Ах! – прошептала Тюркуаза. – Это ужасно, и я положительно не хочу.
– Полно, не глупи… ты знаешь, что у тебя выбора нет, – холодно ответил он.
Тюркуаза замолчала; она была убеждена, что сэр Вильямс убьет ее, если только она вздумает отказаться быть его сообщницей.
Она взяла векселя и вошла в будуар, где ждал ее Фернан.
Роше был пьян – вокруг него все вертелось, и хотя будуар был освещен только одной свечкой, но ему казалось, что их стоят десятки.
Впрочем, нужно здесь заметить, что в ожидании этой страшной драмы, подготовленной подлым Андреа, камин в будуаре не был затоплен, так что если бы пришлось задуть свечу, то вся комната осталась бы во мраке.
Тюркуаза положила перед Фернаном пять векселей, которые тот хотя и с большим трудом, но все-таки подписал.
Тогда Тюркуаза крепко пожала его руку и прошептала: «Благодарю тебя, мой милый друг, за того, кого ты спасаешь этим!»
Она взяла векселя, воротилась в гостиную и подала их сэру Вильямсу, который взял их и спокойно сложил.
– Хорошо, – заметил он, – теперь отправляйся, человек с ножом скоро придет.
Тюркуаза воротилась в будуар, а Андреа вынул бумажник, чтобы положить в него добытые векселя… но он вдруг задрожал, потому что ему послышалось сзади человеческое дыхание.
Он обернулся…
Потухавшее пламя бросало вокруг себя слабый свет; но тем не менее низкий негодяй заметил в двух шагах от себя неподвижную тень – а наверху этой тени две блестящие точки, светившиеся во мраке, как глаза тигра.
Неужели в эту минуту к Фернану явился спаситель?
Вернемся назад.
Мы, вероятно, помним, что когда Тюркуаза уехала в Париж, то Рокамболь и Вантюр возвратились назад в харчевню.
– Черт побери! – ворчал импровизированный трактирщик. – Пусть меня лучше повесят, если я только хоть что-нибудь понимаю из всего этого.
Рокамболь расхохотался.
– Почтеннейший, – проговорил он, – человек никогда не может знать всего и всего понимать, но, пожалуй, я тебе объясню, почему этот болван, перед которым мы разыгрывали всю эту штуку, может слышать – но не может двигаться и говорить.
– Я не верю в колдунов, – заметил скептически трактирщик.
– Вы никогда не были в Америке, Вантюр? – спросил Рокамболь.
– Никогда.
– Очень жаль, иначе бы вы знали, что там живут дикие люди, обладающие многими весьма дельными познаниями как в медицине, так и в свойствах различных корней и трав.
Вот эти-то милые люди и продали мне тот серый порошок, который я всыпал вчера в бордо и который имеет свойство парализовать на известное время все чувства за исключением одного слуха.
– Так. А долго ли этот болван будет наслаждаться таким положением?
– До завтрашнего вечера.
– Ну, а завтра?
– Это уж мое дело.
– Что же мы-то будем делать до тех пор?
– Сначала поужинаем, а потом ляжем спать… Через несколько минут после этого они привели свой план в полное исполнение.
Леон Роллан находился все в одном и том же состоянии. Он вспомнил случаи, что живых людей принимали за мертвых, и затрепетал.
Наконец, на другое уже утро дверь в его комнату отворилась, и к нему кто-то вошел.
– Каков! – пробормотал голос трактирщика. – Хорош, он все еще спит и даже не проснулся в эту ночь.
И Вантюр опять ушел.
– Он, вероятно, опять придет, – подумал Леон, – потом зайдет еще раза два или три и, наконец, подумает, что я умер.
Конечно, если бы летаргия Леона Роллана продлилась еще несколько часов, то он очнулся бы, верно, с поседевшими волосами и состарившись на десяток лет – но это ужасное положение прекратилось вдруг.
Сначала к нему возвратилось зрение, затем он нервно вздрогнул и почувствовал, что движение тоже возвратилось к нему.
Он вскрикнул.
На этот крик явился трактирщик.
– А, наконец-то вы проснулись, – заметил он.
– Где она?
– А вы, барин, славно спите, – продолжал трактирщик.
– Где она? – повторил еще раз Леон.
– Кто она?
– Дама, которая приехала со мной.
– Гм!.. надо предполагать, милейший, что она так же думала о вас, как и о всяком другом… она снова уехала в Париж.
Леон вскрикнул… итак, это была правда, что Тюркуаза уехала.
Он проворно вскочил с постели.
– Я хочу ехать тотчас же в Париж, – крикнул он и бросился на лестницу.
Проходя через кухню, он услышал сзади себя хриплый голос, кричавший ему: «Барин, если хотите ехать в Париж, то я живо свезу вас туда».
Леон обернулся и увидал вчерашнего почтаря в рыжем парике, который сидел у печки и спокойно покуривал себе трубочку.
– Давай, скорей лошадей!
– Подаю, только, барин, я съем здесь кусочек хлеба да выпью стаканчик вина. Эй! Вантюр!