Понсон дю Террайль - Подвиги Рокамболя, или Драмы Парижа
Вошел трактирщик.
– Я еду на обратных и вот зараз отвезу и барина, а поэтому-то, милый друг, дай нам чего-нибудь поесть и выпить.
– Я не голоден, – заметил Леон.
– Все равно! Вам, вероятно, захочется пить, когда я вам расскажу тайну одной особы.
– Вы!
– Ну да. И почтальон сел к столу.
Последние слова почтаря взволновали всю кровь у Леона.
Несчастный безумец машинально сел за стол с почтарем, налил себе стакан вина и выпил. Ему хотелось узнать что-нибудь.
Трактирщик уселся рядом с ними и снова налил Леону вина.
– Что же вы знаете? – допытывался Леон.
– Ведь я, – начал почтарь, – был в услужении у этой госпожи.
– А!
– Да выпейте же, – угощал между тем добродушный трактирщик, беспрестанно подливая Леону вина.
– Этот господин, – продолжал почтарь, – настоящий мерзавец, он бьет напропалую эту развратницу и, вероятно, кончит тем, что добьет ее.
– А! – вскрикнул Леон, схватив со стола большой кухонный нож. – Тогда ему будет беда!
– Если бы этот негодяй умер, – продолжал почтарь, – то она была бы одной из самых счастливейших женщин, так как она сходит с ума от любви к вам.
– Если так, – вскрикнул опять Леон, – то я убью его.
Через час после этого Леон был страшно пьян.
На Леона, как и вообще на всех людей из простого звания, вино действовало убийственным образом, возбуждая в нем жестокость и свирепость.
Трактирщик с помощью Рокамболя усадил Роллана в экипаж, который помчался быстрее вихря в Париж.
Когда карета доехала до Рульской заставы, то столяр, благодаря тому, что Рокамболь не переставал поить его всю дорогу, был почти не человеком – опьянение сделало из него хищного зверя.
Карета быстро проехала предместье, повернула в улицу Виль л'Евэк и с шумом въехала во двор отеля Тюркуазы. ЙГ
– Идем! Идем! – шептал почтарь.
Леон, шатаясь, следовал за ним и яростно махал во все стороны длинным ножом.
Глаза его налились кровью, и вокруг него все представлялось в красном цвете.
На дворе отеля и на лестнице не было ни души. Почтарь шел вперед и указывал ему дорогу.
– Я уверен, – говорил он, – что он теперь там наверху вместе с ней.
Они прошли приемную комнату и подошли к будуару. Здесь они встретили лакея.
– Куда вы лезете? – крикнул он. Леон молча, грубо оттолкнул его.
– Мне нужно видеть барыню! – крикнул он.
– Их нет, или, лучше сказать, они теперь с барином…
Эти несколько слов окончательно взъярили столяра.
Он толкнул еще раз лакея и громко стукнул в дверь будуара.
– Отворите, отворите! Или я вышибу дверь, – заорал он во все горло.
– А теперь, – проворчал Рокамболь, – будь что будет… я же бегу…
Отдав векселя сэру Вильямсу, Тюркуаза снова вошла в будуар, где Фернан полулежал на диване, предавшись какому-то восторженному блаженству.
– Вы благородны и добры, мой милый друг, – шептала она, садясь около него, – в настоящую минуту есть на этом свете один человек, который выходит из этого отеля, благословляя вас.
– Этому человеку надо благословлять тебя, мой ангел.
– Боже! – шептала она. – Я еще никогда не была так счастлива, как теперь.
В это самое время во дворе послышался какой-то особенный шум… на лестнице раздались шаги и чьи-то голоса.
Шум этот заставил Фернана невольно вздрогнуть… он привстал со своего дивана.
– Господи! – вырвалось у Тюркуазы, и Роше не мог не заметить, как она побледнела и смешалась.
Прошло еще около двух минут, шум все усиливался и усиливался и наконец раздался у самых дверей будуара, где они сидели.
– Она дома, я хочу ее видеть, – раздалось за дверью. При этих словах Тюркуаза вскрикнула, бросилась к двери будуара и проворно заперла ее на ключ.
– Что вы делаете? – вскричал Фернан.
– Тсс! – едва слышно прошептала Тюркуаза.
В приемной в это время происходило что-то вроде борьбы, и наконец в дверь крепко и громко стукнули.
– Это он! – вскрикнула Тюркуаза.
– Кто он?
– Он! он! – говорила она в страхе. – Бегите… в эту дверь ради всего святого…
– Бежать? – вскрикнул в свою очередь Фернан. – Но кто же этот человек, который смеет таким образом врываться к вам… Бежать?!
– Он убьет вас! – прошептала она с ужасом, который ясно проглядывал во всех ее движениях.
– Женни, моя милая, – кричал между тем из-за двери чей-то яростный голос, – Женни, отвори мне… я тебя прошу… мне надо только его…
И дверь комнаты начала колебаться, уступая силе,
– Бегите, Фернан, ради Бога, – повторяла молодая женщина, – этот человек, который там, этот человек – любим мною!.. Я обманула вас… простите меня…
В эту минуту дверь отворилась, и Тюркуаза выронила из рук свечу, которая потухла.
В комнате стало темно.
Тюркуаза бросилась к дверям уборной, чтобы спрятаться в ней, но в эту минуту дверь уборной отворилась: на пороге стояла женщина со свечой в руке.
Мы настолько хорошо знаем сэра Вильямса, что, вероятно, не можем усомниться в его храбрости. Тем не менее при виде этой неподвижной тени, при блеске двух ярких точек он страшно смутился и невольно отступил.
Тень в свою очередь приблизилась. Сэр Вильямс отступал, а тень продолжала подходить все ближе и ближе.
– Кто вы? Что это такое? – спросил он с внезапным ужасом, которому никогда не поддавался.
Тень молчала, но чья-то железная рука схватила сэра Вильямса за горло, и в то же время негодяй почувствовал, что к его лбу приставляют что-то холодное. Он понял, что это было дуло пистолета. И почти в то же время женский голос сказал ему: «Мне надо векселя… или вы будете убиты…»
Этот голос заставил его вздрогнуть всем телом.
– Векселя! – повторила тень повелительным голосом, не отнимая пистолета от его лба.
Сэр Вильямс узнал по голосу Баккара и понял, что она не остановится и убьет его, если он не послушается. Он молча подал векселя.
Но Баккара, так как это была она. не выпустила шеи баронета, которую она сдавила ему левой рукой.
– В огонь, – сказала она, – сейчас же бросьте все это в огонь или вы погибли!..
Баронету было трудно дышать, он стоял, прислонившись к стене между дверью будуара и камином, в котором догорала последняя головня.
Сэр Вильямс молча бросил туда векселя, которые мгновенно вспыхнули и осветили гостиную, что дало возможность двум действующим лицам этой сцены несколько минут смотреть друг на друга.
Сэр Вильямс узнал в своей противнице Баккара. Но если сэру Вильямсу было не трудно узнать Баккара, то зато ему было почти невозможно узнать виконта Андреа.
Мнимый англичанин сразу понял, что он может спастись только посредством какой-нибудь хитрости. Сила в этом случае была положительно неприменима.
