Футляр для музыканта - Михель Гавен
Она сделала паузу. Затем, отстранившись, повернулась, глядя ему в лицу. Спросила прямо.
– Отто сказал, ты будешь изображать пленного и постараешься добиться того, чтобы тебя доставили на допрос к самому Эйзенхауэру. Цилле изготовил взрывчатку, которую ты спрячешь при себе и используешь в подходящий момент. Это значит, что ты, – она запнулась. – Ты не успеешь, – длинные темные ресницы дрогнули, она никак не решалась произнести вслух мысль, которая отчаянно ее беспокоила.
– Ты хочешь сказать, не успею уйти, погибну вместе с американским главнокомандующим? – спросил он мягко, облегчая ей задачу. – Признаться, это не исключается, конечно, – добавил он осторожно. – Но я постараюсь, Мари, тебя не расстраивать, – он усмехнулся.
– А что это за взрывчатка, которую изготовил Цилле? – спросила она. – Отто сказал, главное, чтобы она не оказалась рядом с электричеством. Но это же невозможно обеспечить. В штабе Эйзенхауэра предостаточно электрических приборов.
– Да, взрывчатка может среагировать на электрический разряд, – согласился Раух. – Ну, например, на удар молнии. Однако сейчас зима, и грозы не предвидится, – попробовал пошутить он.
– А если перепад напряжения и перегорит лампочка, – Маренн внимательно посмотрела на него. – Это же тоже электрический разряд.
– Ничто не исключается. – Раух осторожно прикоснулся пальцами к ее плечу. – Однако не думаю, что, как только я окажусь в штабе Эйзенхауэра, там сразу же станут взрываться лампочки. И если мне удастся попасть в кабинет генерала, будь уверена, я не стану ждать, когда у него что-нибудь перегорит. Мне, собственно, не о чем с ним беседовать. Я выполню свою задачу и вернусь назад.
– Однако всегда есть место случайности. Это риск, – возразила Маренн. – Лампочка может перегореть случайно. Или вообще отключат электричество. Или что-то испортится на линии из-за снегопада. Снег-то все идет, – она указала взглядом на окно. – Он прилипает к проводам…
– Война – всегда риск. Мне странно, что это приходится объяснять тебе, – Раух покачал головой. – Если бы еще фрейляйн Джилл, к примеру.
– А где будет спрятана взрывчатка? – спросила она все так же напряженно.
– На рукаве за пуговицей. Даже обыскивая меня, американцы ее не найдут, ведь руки при обыске мне придется поднять вверх. Это очень маленькая капсула, но она обладает большой разрушительной силой.
– Как же она взорвется?
– Очень просто – упадет на пол, – ответил Раух невозмутимо. – Пуговица случайно оторвется. Такое бывает. И американская армия останется без главнокомандующего. Ну, хотя бы на какое-то время. Даже если Эйзенхауэр и спасется, он получит ранения. А его штаб будет разрушен.
– А если эту пуговицу оторвут случайно, когда будут обыскивать тебя? – спросила Маренн с затаенным страхом.
– Я же сказал, при обыске я подниму руки вверх. Конечно, они могут и запретить мне сделать это. Могут, теоретически, – Раух пожал плечами. – Но не думай, что пуговицу так легко оторвать. Во всяком случае, болтаться она не будет. Хотя еще раз повторю: на войне не исключается ничего. Тогда заряд сработает в руках у того, кто оторвет пуговицу. Эйзенхауэр, скорее всего, не пострадает, но штаб все-таки получит повреждения, возникнет паника. А в сложившейся ситуации это тоже неплохо.
– А ты уверен, что тебе удастся выбраться оттуда?
– Я уверен только в том, что я выполню приказ, в каких бы обстоятельствах ни оказался, – ответил Раух твердо. – А вот насчет того, чтобы выбраться, у меня такого приказа нет, – в его голосе прозвучала горькая ирония. – Это уж как получится. Но я обещал тебе, я постараюсь.
– В этом доме легко заблудиться – столько комнат!
В коридоре послышались шаги и цокот собачьих лап. Дверь в комнату открылась. Айстофель влетел в бывшую детскую спальню Маренн и, виляя хвостом, подбежал к хозяйке, лизнув руку. Маренн наклонилась, гладя его между ушами. Вслед за собакой на пороге показался Скорцени.
– Даже если жить здесь с самого детства, все комнаты не обойдешь.
Чуть наклонив голову, оберштурмбаннфюрер вошел внутрь.
– Зачем твоим предкам так много залов? – спросил он иронически. – Что они здесь делали? Трудно представить себе семью, которой потребовались бы все эти комнаты.
– Они вовсе и не требовались, – ответила Маренн, присев на корточки рядом с собакой. – Для жизни, я имею в виду, вполне обходились несколькими помещениями. Но в те времена, когда строился этот дом, его размер свидетельствовал о благосостоянии, о могуществе рода. Все имело значение – и как далеко от королевской резиденции. А мы, как ты видишь, очень даже близко – можно сказать, через дорогу, и уж, конечно, количество этажей и комнат. Что же ты тогда скажешь о замках с огромными стенами и могучими башнями. Мой замок в Марселе в последний раз, если мне не изменяет память, штурмовали во время междоусобицы чуть ли не в десятом веке. Но с тех пор никому не пришло в голову его перестраивать. Это символ власти феодала, его могущества и близости к сюзерену.
– Думаю, что содержать такие поместья недешево, – заметил Скорцени все с той же иронией.
– Ни Монморанси, ни тем более Габсбурги никогда не нуждались в средствах, как тебе известно, – спокойно парировала Маренн. – Они всегда знали, что у них большие расходы, и потому заботились о том, чтобы ни у кого не занимать на это.
– Что ж, королевские привычки иногда очень помогают, – заметил Скорцени задумчиво и, подойдя к окну, посмотрел вниз. – Вот нам, например, при планировании нашего броска из Льежа в Париж не пришлось ломать голову, где найти укрытие. Версальский дворец Монморанси оказался очень кстати. Как твоей домоправительнице удалось избежать того, чтобы здесь расквартировали парочку американских взводов? – спросил он насмешливо. – Обычно они не церемонятся. Какие-нибудь чернокожие ребята из Кентукки вволю посидели бы здесь на королевских диванах и поплевали бы жвачкой в потолок.
– Я не спрашивала Женевьеву, – ответила Маренн, внимательно взглянув на него, его насмешливый тон ей не нравился, он всегда свидетельствовал о том, что оберштурмбаннфюрер не в духе. Значит, что-то пошло не так.
– Я во всем полагаюсь на свою домоправительницу. Она умеет договариваться с квартирмейстерами, на каких бы языках они ни говорили. У нас, у феодалов, как ты заметил, большой опыт в том, чтобы откупиться от незваных гостей.
– Моя заброска отменяется, Отто? – Раух спросил осторожно, они с Маренн переглянулись, она кивнула, догадываясь, что так и есть.
– Мы получили радиоперехват, – сообщил Скорцени, не оборачиваясь к ним, но скулы напряглись, шрам на щеке стал заметнее. – Эйзенхауэр в течение часа покинет свою резиденцию в Версале. Он направляется в Верден и вызвал туда генералов Патона и Брэдли. Похоже, они догадываются, что сегодня начнется наше наступление в Арденнах, и собираются намеренно ослабить фронт на направлениях удара, чтобы наши колонны могли его легко прорвать и углубиться в их расположение. Они отводят силы, формируя мобильные группы с севера и юга, чтобы затем нанести ответный удар и взять наступающие немецкие силы в клещи. Видимо, все это будет решаться на совещании в Вердене. Наша задача теперь, – он наконец-то повернулся к ним, – сделать так, чтобы Эйзенхауэр не добрался
