Великий Бенин - Самуэлла Иосифовна Фингарет
— Скажи, что ты видишь, Усама? — не выдержав, спросил Осунде.
— Птица удалась, — передавая Осунде петуха, неторопливо проговорил главный мастер. — Металл был послушен тебе и хорошо повторил форму. Я хвалю тебя, а ты похвали бронзу — укрась ее узорами. Сделай хвост, крылья и грудь птицы такими, чтобы, глядя на них, каждый вспомнил, как переливаются на солнце синие, красные и зеленые перья петуха. Делай.
Осунде, прижимая птицу к груди, как ребенка, радостно кивнул головой. Похвала главного мастера была высокой наградой, и ее удостаивались немногие. Жороми был доволен не меньше молодого мастера. Он переводил счастливые глаза с отца на Осунде, и ему казалось, что никогда он не любил отца так сильно, как сейчас, когда тот похвалил его учителя. Стоявшие рядом литейщики улыбались, всех вдруг охватило праздничное настроение.
— Почему не работаете? — не громко, но зло произнес чей-то голос за спиной мастеров.
Литейщики обернулись. К их группе незаметно приблизился маленький, кривоногий человечек.
— Кто это? — тихонько спросил Жороми, с удивлением глядя на многочисленные браслеты, почти сплошь закрывавшие руки и ноги неказистого, но, очевидно, важного незнакомца.
— Он здесь самый главный, — шепотом ответил мальчику старый мастер. — Обба Эвуаре поставил его наблюдать за нашей работой.
Мастера хмуро поклонились кривоногому и, не глядя друг на друга, отправились в рабочие помещения. На месте остались только Усама, Осунде и Жороми, не знавший, должен ли он последовать за мастерами или быть рядом со своим учителем.
— Не сердись, господин, — сказал Усама. — Осунде сделал птицу, равной которой еще не было во дворце Великого. Мы радовались, глядя на нее.
— А, ну хорошо, хорошо, — человечек едва взглянул на петуха и сразу же отвел глаза в сторону.
Жороми заметил, что глаза начальника литейщиков ни на чем не задерживались подолгу и все время перебегали с предмета на предмет. То он смотрел куда-то себе под ноги, то его взгляд устремлялся к резным браслетам, то к собственным пальцам, которые теребили край расшитого раковинами набедренника. Странным был этот человечек, и слова как-то нескладно вылетали из его рта.
— Я пришел сюда за тобой, Усама, — говорил он. — Мы пойдем. Ты должен идти во дворец. Там будут люди белого цвета. Великий обба хочет, чтобы изобразили в бронзе белых людей, как они пришли, как он принимает их в своем дворце. Ты сам увидишь этих удивительных людей и сделаешь их из бронзы. Слугу можешь взять с собой, — думая, что Жороми является слугой Усамы, начальник скосил глаза в сторону мальчика. — Возьми, пусть несет твой веер.
Вскоре начальник литейщиков, переваливаясь на коротких ножках, ковылял по утрамбованной земле первого двора, окружавшего дворец обба. За ним на почтительном расстоянии следовал Усама, не утративший даже здесь, во дворце Великого, своей важной поступи. Последним шел Жороми.
Мальчик был счастлив. Разве смел он мечтать, что когда-нибудь собственным глазами увидит все эти прекрасные здания, расположившиеся в строгом порядке посреди огромного двора. На остроконечных башенках крыш стояли бронзовые петухи. От одного строения к другому перекинулись крытые галереи, возведенные на резных столбах.
Стены галерей были украшены бронзовыми пластинами с изображениями людей и животных. В слепящем потоке солнечного света гладкая полированная бронза вспыхивала огненными бликами. И стало казаться Жороми, что случилось чудо и он попал в золотое жилище бога воды и света Олокуна.
Нетерпеливый окрик отца вывел Жороми из оцепенения. Он встряхнул головой и побежал догонять ушедшего вперед Усаму.
— Смотри, — обратился к нему мастер, как только мальчик оказался рядом, — видишь эту галерею? Ее поддерживают пятьдесят восемь столбов, и каждый из них — в два человеческих роста. На столбах ты видишь пластины. Их сделали мастера-литейщики, чтобы все знали о великих деяниях предков обба и самого Эвуаре. Это необычная галерея, и ты смотри на нее, пока мы идем мимо.
— Чем же она необычна, отец?
— За этой галереей в тайной комнате на алтаре стоят ухув-элао предков обба, и среди них, сделанные прекрасными руками Первого Мастера.
— О, отец, я хочу их увидеть!
— Что ты! — испуганно оглядываясь по сторонам, перебил сына мастер. — Разве ты не знаешь, что к алтарю могут приближаться только те, чьи предки живут в стоящих там ухув-элао.
— Но, отец, — умолял Жороми, — ведь в нашем доме тоже есть алтарь предков — и на нем стоят ухув-элао. И ты часто ешь около него орехи кола вместе с мастером Осифо, хотя его предки не живут на нашем алтаре.
— Ты говоришь неразумно, — с обычной важностью ответил Усама, убедившись, что поблизости никого нет и смелые слова сына не были услышаны. — Духи умерших обба непохожи на духов простых людей. Ты же знаешь, что для себя мы делаем ухув-элао из дерева или глины, а для обба и его почтенной матери — из бронзы. Только их духи живут в бронзовых ухув-элао и ничьи больше. Поэтому держится бронзовое литье в тайне, нарушить которую все равно, что умереть. И ты помни об этом. Еще помни, что алтарь обба — самое святое место на земле. К нему нельзя приближаться простым людям, чтобы их дыхание не коснулось ухув-элао Великих из страны мертвых.
Следуя за кривоногим начальником, Усама и Жороми прошли во второй двор. Здесь их провожатый исчез в пестрой толпе воинов и богато разодетых людей, над головами которых слуги держали деревянные веера. Важные господа, один за другим, подходили к большим тазам с водой и совершали обряд омовения ног. Так было принято во дворце обба испокон веков. Затем господа, опираясь на резные перила лестницы, поднимались наверх и скрывались во внутренних покоях дворца. Мастер поднялся по лестнице последним. За ним, боясь, как бы его не вернули обратно, проскользнул Жороми.
В большом зале было много людей. Все они стояли на коленях. Мастер и
