Виталий Гладкий - Тень Торквемады
Фернан Пинто зябко поежился — неожиданно подул холодный ветер. Погода в Московии была такой же изменчивой, как и характер московитов. Фидалго посмотрел на небо над горизонтом — и едва не вскрикнул. Тучи нарисовали на голубом небесном фоне уродливую темно-серую образину, в которой Фернану Пинто почудился блаженный Томас Торквемада. Он был одноруким и держал меч, направленный острием вниз.
Наваждение длилось несколько мгновений. Когда Пинто протер глаза, ветер уже разметал скопление туч у горизонта, и они превратились в милых кудрявых барашков, пасущихся на бескрайнем лугу. Несколько смущенный Фернан Пинто покачал головой, удивляясь такой метаморфозе, и начал спускаться с холма. Его ждала дальняя дорога.
Глава 13. СОКРОВИЩЕ ОРЕХОВОГО ОСТРОВА
До чего же приятно путешествовать, когда никто не сидит у тебя на хвосте, не стреляет и не пытается столкнуть машину в кювет! Даже сотрудники ГИБДД ни разу не остановили фуру. Сколько Глеб ни наблюдал за дорогой в боковое зеркало заднего вида с правой стороны тягача (делал он это, маскируясь, — наклонялся вперед, вроде хотел рассмотреть что-то впереди), ни одна машина не проявила повышенного интереса к их транспортному средству. Все легковушки пролетали мимо со свистом. А грузовые постепенно отставали — Серега оказался лихим водителем.
Асфальтовое покрытие было в отличном состоянии; наверное, от одной хрестоматийной беды — скверных дорог — Россия начала потихоньку избавляться. Что касается второй — дураков, так это уже неизбывно, весело подумал Глеб; хотя бы потому, что главным героем многих русских народных сказок как раз выступает Иванушка-дурачок. Наверное, по этой причине на Русь и шли иноземные захватчики; они думали, что с дураками воевать легко, а богатства под ними неисчислимые. Чего ж не взять то, чем дураки не умеют пользоваться и что плохо лежит? Да только у всех вышла промашка.
Оказалось, что у Иванушек был девиз: «Измотать противника бесконечным отступлением, а затем окончательно деморализовать его безоговорочной капитуляцией». Попавшись на эту удочку, враги к концу военной кампании с удивлением обнаруживали, что идут они почему-то в противоположном направлении, что порох в пороховницах отсырел и мундиры прохудились до дыр, на ногах не щегольские сапоги, как было еще совсем недавно, а развалившиеся опорки с протертой подошвой, обоз с провиантом растворился в дремучих лесах и есть нечего, а из медных пушек, захваченных у них русскими, срочно отливаются колокола. На Руси, видите ли, без колокольного звона ну никак…
В Шлиссельбург они приехали перед вечером. К тому времени в душе Глеба воцарились тишь да гладь и Божья благодать. Едва «Нива» оказалась на земле, водитель фуры ударил по газам — и был таков. Видимо, Серега все-таки почуял запах какой-то беды. По дороге он в основном помалкивал, и его успокаивало лишь то обстоятельство, что машина была «Нивой» и явно не ворованной. Кто ж на нее позарится? Был бы это «мерс», «ауди», «ниссан» или какая другая импортная машина, тогда другое дело.
И все равно, к Глебу и Федюне он относился с недоверием. Возможно, думал, что тюкнут его клиенты по голове чем-нибудь тяжелым и отберут кормилицу-фуру. Куда потом податься, где заработать копейку, если останешься живым?
— Куда теперь? — спросил Соколков, когда они оказались в салоне «Нивы».
— А я знаю?
— Не понял…
— Что тут непонятного? Чужой город, незнакомая обстановка…
— Нам бы пожрать где-нибудь, — жалобно сказал Федюня.
— А еще неплохо бы выпить, где-то переночевать и чтобы в теплой женской компании, — подхватил Глеб. — Ну и запросы у тебя, дружище.
— Ну и где я перегнул палку? — недовольно пробурчал Федюня.
— Нет, ты, конечно, прав, поесть — это первое дело. Но вся беда в том, что нам никак нельзя светиться. Что означает — ищем уютную норку.
— А где остров, нарисованный на карте?
— Завтра покажу.
— Темнила хренов! — разозлился Федюня.
— Ладно, чтобы успокоить тебя, найдем какую-нибудь кафешку и пошамаем. Только где ее тут найдешь? Городишко крохотный, цивилизацией пока и не пахнет. Что ж, покатаемся, поглядим… — Глеб вырулил на проезжую часть дороги, и они влились в не шибко плотный поток машин.
И конечно же Тихомиров-младший, опытный «полевик», оказался прав: ни кафе, ни ресторана они так и не нашли. Даже жители города, у которых они спрашивали, где отыскать хотя бы столовую, лишь сокрушенно разводили руками. Наверное, рестораны при гостиницах имелись, но вот как раз там Глебу и Федюне появляться было никак нельзя. Пришлось довольствоваться примитивными хот-догами, которые продавались в ларьке перед церквушкой. Сочетание было потрясающим: пища великих «цивилизаторов» — от нее даже голодные коты отворачиваются — и великолепная церковная архитектура, от которой так и веяло доброй стариной с пасхальными куличами, масленичными блинами и ставленым мёдом с ароматными травками.
— Сынки, вы, случаем, не квартиру ищете? — неожиданно раздался голос позади.
Глеб и Федюня дружно обернулись и увидели, что рядом стоит приятная чистенькая старушка в роговых очках. Видимо, она вышла из церкви, где закончилась вечерняя служба. Старушка так приветливо, по-доброму улыбалась, что Глеб невольно ответил:
— Ищем, мамаша. Нам бы переночевать…
— Так идемте ко мне. Я недорого возьму. У меня есть флигель, недавно отремонтировала.
Глеб переглянулся с Федюней и решительно сказал:
— Договорились! Машину у вас можно поставить?
— А то как же. У меня просторный двор, ворота, забор…
— Тогда поехали!
«Эх, — думал Глеб, механически исполняя указания бабули, куда ехать и куда свернуть, — что бы мы делали без таких вот старушек!»
Увы, они исчезают как класс. Остались только в глубинке и в небольших городишках, подобных Шлиссельбургу. Они долго сберегали старые обряды, русское гостеприимство и хлебосольство, даже во времена гонений на церковь и патриархальную старину, но время неумолимо. А нравы, от которых несет гнилью, и которые почему-то называются демократией, и вовсе разрушили непреходящие ценности Древней Руси, зиждившиеся на стариках — хранителях мудрости поколений. Теперь даже на скамейках во дворах сидят не милые «бабушки, бабушки-старушки», у которых ушки на макушке, как поется в одном шлягере, а крикливые базарные тетки, для которых матернуться — что высморкаться.
Домик старушки (ее звали Анна Петровна) стоял на самом берегу Невы. Улица шла прямо по берегу, откуда хорошо была видна крепость Орешек, план которой неизвестный картограф изобразил на старинном пергаменте. Уже почти стемнело, над городом небесную синь постепенно сменяла чернота с первыми звездами, но над самой крепостью образовался странный полунимб — голубоватые тучи с оранжевой опушкой на темно-розовом фоне. Картина была просто фантасмагорической. Глеб невольно подумал: уж не знамение ли какое? Но что оно означало для него и Федюни — неприятности или успех?
