Дмитрий Агалаков - Солдаты эры Водолея
В этот же вечер, оставшись с Прозерпиной наедине, Лонгин рассказал ей о человеке, который обладал великим Оружием.
— Мне нужна кровь жертвенного петуха, — сказала девушка.
— А мне кажется, она не нужна тебе, — улыбнулся Лонгин. — Твой дар сильнее, чем птичьи потроха. Оставь их кухне и прислушайся к своему сердцу. Его имя — Доротеос.
— Хорошо, — сказала она. — Я последую вашему совету.
И когда он закончил, девушка закрыла глаза и долго сидела так, не произнося ни слова. А потом открыла глаза, в которых эхом отозвались тревога и боль, и сказала:
— Я знаю, где он жил…
— Жил? — переспросил Лонгин.
— Да, — ответила она. — Его больше нет в этом мире. Но есть другой человек, который сможет поведать о нем.
— А Меч? — спросил сенатор.
— Он там, где живет чудовище, которое мы видели на обелиске.
— Этого не может быть, — возразил Лонгин.
— Почему? — удивилась Прозерпина.
Константин Лонгин не знал, поймет ли она его. Вряд ли! Как было объяснить этой девочке, что стоит за подобным оружием. Как было рассказать ей о Великой битве, ведь она верила в сонм богов, сластолюбивых и порочных, отважных и дерзких, трудолюбивых и благородных, одним словом, так похожих на людей. На самых обычных людей!
— Этот мир изменил бы свой лик, девочка, будь он у него, — вздохнул Лонгин. — Изменил в худшую сторону. Ты уверена, что не ошиблась?
— Я сказала только то, что увидела, — ответила внучка авгура Маруллуса. — А вы оказались правы, мне не нужна петушиная кровь и кофейная гуща. — Она улыбнулась. — Я рада, что отважилась поехать с вами, сенатор Лонгин.
Патриций с благодарностью привлек девушку к себе, по-отечески поцеловал в темечко. Теперь им оставалось передать Прозерпину с рук на руки ее деду Маруллусу и продолжить путь.
3
Из Рима четверо путешественников устремились на юго-запад Апеннин, в портовый город Кротон, откуда и отплыли в Грецию. За семь дней они пересекли Ионическое море, обогнули остров Кефаллению и вошли в пролив, разделяющий материк и полуостров Пелопоннес. И еще сутки спустя вышли на берег вблизи Платеи.
Через три дня, в начале августа, путешественники подъехали в древним Афинам. Некогда этот город составлял славу европейской цивилизации, а теперь оказался всего лишь еще одной провинцией Рима. Но Афины не утратили былой красоты — мудрые римляне никогда и ничего не разрушали без нужды! Над невзрачными домами простых граждан, сложенных из белого камня, поднимались величественные храмы, исполинские статуи богов, роскошные портики — места полуночных свиданий, и алтари, столь любимые греками.
В толчее Панафинейской улицы, на стороне, противоположной Одеону, где шумел базар, они отыскали дом, обросший темным плющом.
Им открыла дверь смуглая молодая женщина с черными волосами, в коротком грубом хитоне, по всему — служанка.
— Кто там? — прозвенел девичий голос из дома.
— Римляне! — отступая, громко и с опаской ответила служанка.
К ним торопливо вышла девушка лет шестнадцати, в расписном ионийском хитоне с длинными широкими рукавами.
— Кто вам нужен? — спросила она.
Мужчины переглянулись.
— Мы можем войти? — спросил Лонгин.
— Но мы ли нужны вам? — тоже отступая, спросила девушка, еще надеясь, что римляне ошиблись.
— Как зовут тебя? — не отставал Лонгин.
— Эвлалия, — ответила девушка.
— У тебя есть мать?
— Моя мать умерла. У меня есть бабушка, но она очень больна…
— Скажи, как ее имя?
— Феодора.
Лонгин кивнул товарищам. Он вошел первым, за ним последовали остальные.
— Мы хотим поговорить с ней, — сказал сенатор.
— Поговорить — о чем? — спросила девушка. — Ей очень плохо, правда! Клянусь Афиной!
— Есть о чем, Эвлалия, — сказал пожилой гость. Он старался быть грозным, но в меру. — Я — сенатор Рима и наделен большими полномочиями, поэтому лучше предупреди о нас свою бабушку. Мы пришли с добром. Всего лишь несколько вопросов, которые касаются даже не ее, а человека, которого она когда-то знала. Ступай же, Эвлалия.
Тон гостя не позволил более пререкаться с ним. Им предложили вина и лимонной воды.
Вскоре вернулась Эвлалия.
— Бабушка просит вас пройти к ней, — сказала она. — Я проведу вас.
— Оставайтесь здесь, — приказал Лонгин Аристарху и Варению.
Те с радостью согласились. А Лонгин и Александр прошли за Эвлалией несколько комнат и оказались в спальне. Там, на кровати, у окна, укрытая покрывалами лежала женщина лет шестидесяти. Под ее глазами пролегли тени — женщина несомненно была тяжело больна.
Лонгин поклонился первым.
— Кто вы? — спросила женщина.
— Попросите вашу внучку оставить нас, — сказал Лонгин.
— Но почему?! — возмутилась Эвлалия.
Она смотрела то на бабушку, то на мужчин.
— Выйди, — примирительно сказала пожилая хозяйка дома.
Эвлалия покорно вышла. Лонгин подошел ближе к кровати.
— Нам нужна женщина, у которой на теле есть ожоги — следы зверства ее бывшего хозяина. Это… вы?
— Я знала, что кто-нибудь однажды придет и спросит меня об этом, — тихо проговорила она. — Но ведь вас интересуют не лошадиные тавро, а на мне их немало. Что-то другое?
— Дракон в шестиконечной звезде, — сказал Лонгин. — Прошу вас…
Женщина отвела рубашку и обнажила плечо — там отпечаталась копия амулета, который они извлекли из гробницы в Кампании.
— Кто вы? — возвращая край материал на место, спросила женщина.
— Долго объяснять, — сказал Лонгин. — Мы искали не вас, а того, кто был когда-то с вами. С кем вы путешествовали по миру. Того, у кого был Меч. Мы искали Доротеоса…
— И это я ожидала услышать, — слабо улыбнулась она. — Давно никто не произносил его имя: «Доротеос».
— Подарок Бога, — улыбнулся Лонгин. — Он… умер?
— Его убили люди моего бывшего хозяина. Я — беглая рабыня. Но когда-то я была свободной женщиной — я гречанка, из Коринфа. Наше судно захватили пираты, всех, кто был на борту, продали в рабство. Я была совсем еще юной.
— Ваше прошлое в неволе нас не касается, — покачал головой Лонгин. — Откуда ваш бывший хозяин, издалека?
— Да, он живет за морем, или жил, на земле древней Финикии. Его княжество называется Шамсур. Я дважды бежала оттуда.
— Как его имя?
— Одно из его имен — Тифон.
Лонгин взглянул на племянника.
— И оно же — одно из имен дракона, — кивнул он. — Все совпадает.
Женщина молчала, точно подбирала слова.
