Александр Дюма - Волчицы из Машкуля

— Ох уж эти гражданские войны! Черт бы их побрал! — произнес генерал.

— Между тем только они поддаются объяснению при помощи логики.

— Возможно.

— Я захватил вашего Жана Уллье, но он сбежал.

— Признайтесь, что правильно сделал.

— Да, но пусть мне он больше не попадается!

— Нет, не беспокойтесь, в этом больше опасности нет; раз вы предупредили, я отвечаю за него.

— Тем лучше, ибо я не расположен проявлять снисхождение, поскольку мне не довелось побеседовать с ним, как с вами, о великой войне.

— Но он тоже воевал на той войне, и храбро воевал; в этом я могу вам поручиться.

— Лишний повод: значит, он принялся за старое.

— Однако, генерал, — сказал маркиз, — мне до сих пор непонятно, почему поведение моего егеря вменяется мне в вину?

— Подождите! Вчера вы упомянули о домовых, которые вам сообщили обо всем, что я делал между семью и десятью вечера.

— Да.

— Так вот, и у меня есть свои домовые, и они не хуже ваших.

— Сомневаюсь.

— И они мне доложили обо всем, что происходило в вашем замке вчера днем.

— Надо же, — произнес маркиз с самым невинным видом, — ну, что же, я вас внимательно слушаю.

— Позавчера к вам, в замок Суде, прибыли два гостя.

— Ну вот, вы задумали превысить данное мне обещание: вы должны были мне поведать обо всем, что происходило в замке вчера, а начинаете свой рассказ с позавчерашнего дня.

— И эти двое были мужчина и женщина.

Маркиз отрицательно покачал головой.

— Хорошо, пусть будет двое мужчин, хотя один из них позаимствовал лишь одежду у нашего пола.

Маркиз промолчал, а генерал продолжил:

— Один, кто пониже ростом, пробыл весь день в замке, в то время как другой объехал с приглашением встретиться вечером несколько соседей, чьи имена я бы мог вам назвать, если бы не боялся показаться бестактным, как сейчас, когда привожу в качестве примера имя графа де Бонвиля.

Маркиз не проронил ни слова; ему не хотелось ни лгать, ни признаваться.

— И что же произошло затем?

— Эти господа, приехав один за другим, обсудили несколько вопросов; притом они отнюдь не говорили о славе, благоденствии и процветании правительства, пришедшего к власти в июле.

— Признайтесь, генерал, ведь вы все понимаете не хуже меня, хотя и служите вашему июльскому правительству.

— Что вы этим хотите сказать?

— О! Мой Бог, я говорю только то, что вы республиканец, синий, даже темно-синий, и что темно-синий цвет не из худших.

— Но вопрос не в том.

— А в чем же?

— Вопрос в посторонних, что были в вашем замке с восьми до девяти часов вечера.

— Хорошо, если ко мне в гости заехали несколько соседей, если я приютил у себя двух посторонних, я не вижу, генерал, в чем мое преступление. Вот, я говорю, положив руку на Кодекс… А! Если только снова не введен в действие закон о подозрительных.

— Вы не нарушили закон, когда распахнули ворота замка перед соседями; преступление в том, что ваши гости собрались на совещание, где обсуждался вопрос о вооруженном восстании.

— У вас есть доказательства?

— Доказательством служит тот факт, что на совещании присутствовали два посторонних человека.

— Ба!

— Очень даже может быть, ибо тот, кто пониже ростом, блондин, или, вернее, блондинка, надевшая черный парик, чтобы скрыть цвет своих волос, не кто иная, как Мария Каролина, которую вы называете регентшей королевства или ее королевским высочеством герцогиней Беррийской, когда не обращаетесь к ней как к Малышу Пьеру.

Маркиз подпрыгнул на кровати. Генерал оказался лучше осведомленным, чем он, и теперь маркиз понял то, что раньше ускользало от него. Он был вне себя от радости, что ему была оказана честь принимать в своем замке герцогиню Беррийскую. Но, к несчастью, на этом свете радость никогда не бывает полной, ее всегда что-нибудь омрачает, и он был вынужден скрыть свои чувства.

— И дальше? — спросил он.

— А затем, когда разговор коснулся самых важных проблем, в замок прибыл молодой человек — его вы никак не ожидали увидеть среди ваших сторонников — и предупредил о приближении отряда; тогда вы, господин маркиз, предложили взять в руки оружие… и не отрицайте, я уверен, все было именно так, как я говорю; но было принято иное решение. Мадемуазель, ваша дочь, та, что брюнетка…

— Берта.

— Мадемуазель Берта взяла фонарь и вышла во двор, а за ней последовали все участники совещания, за исключением вас, господин маркиз, возможно решившего заранее подготовиться к приходу новых гостей, которых послал вам сам Бог. Она пересекла двор и подошла к часовне, открыла дверь, первой вошла внутрь и направилась прямо к алтарю. Нажав на пружину, замаскированную под левым копытцем ягненка, который украшает алтарь, она попыталась открыть потайной ход; однако пружина, которой давно не пользовались, как назло заела; тогда ей пришлось взять в руки используемый для мессы колокольчик с деревянной ручкой и нажать ею на стальную кнопку; стена повернулась, открыв за собой лестницу, что вела в подземелье. Мадемуазель Берта взяла на алтаре две свечи, зажгла их от своего фонаря и передала в руки двум вашим гостям, стоявшим рядом; затем, когда беглецы спустились в подземелье, она закрыла за ними потайную дверь и вернулась в дом, в то время как другой человек еще некоторое время бродил по парку. Ваши гости, пройдя в конец подземного хода, ведущего к развалинам старого замка, что видны отсюда, с трудом выбрались наружу, а один из них даже упал; наконец они спустились на дорогу, проходящую вдоль стены вокруг парка, и разделились на группы; трое пошли по дороге, ведущей из Нанта в Машкуль, двое последовали тропинкой, по которой можно добраться до Леже, а шестой и седьмой беглецы как бы превратились в одного…

— Вот как! Но, генерал, вы мне рассказываете какие-то волшебные сказки!

— Подождите! Вы перебиваете меня на самом интересном месте… я сказал, что шестой и седьмой беглецы как бы превратились в одного: то есть тот, кто повыше ростом, взял маленького на плечи и донес до небольшого ручейка, впадающего в более крупный ручей у подножия Козьей тропы, и, честное слово, именно этот или, вернее, эти беглецы меня интересуют больше всего; именно за ними я и пойду по следу.

— Но, генерал, повторяю вам еще раз, — произнес маркиз де Суде, — все, что вы рассказали мне, плод вашего воображения.

— Ах, мой старый недруг, будет вам! Ведь вы бывалый охотник, не правда ли?

— Да.

— Так скажите, когда вы увидите четкий, ясный, хорошо отпечатавшийся кабаний след на рыхлой земле, неужели вы поверите, если кто-то попытается вас убедить, что по тропе пробежал призрак, а не настоящий кабан? Так вот, маркиз, все, что я рассказал вам, я увидел, точнее, прочел, по следам.