Конец осиного гнезда - Георгий Михайлович Брянцев
Уже под вечер я спохватился, что Криворученко еще не возвратился. Логачев меня успокоил.
— К ночи вернется, — сказал он. — Мы обычно к ночи возвращаемся из обхода.
Я попросил Логачева показать на карте место свиданий с Фомой Филимоновичем. Оно оказалось в районе Ловлино, по прямой — километрах в десяти отсюда.
Но Криворученко не вернулся и к ночи. Все обеспокоились, хотя вслух и не высказывали опасений. Ужин прошел вяло, в молчании. И сразу после ужина все, кроме дежурившего Ветрова, залезли в землянку.
Погода стояла пасмурная, небо затянули тучи, дул порывистый ветер, тоскливо и неуемно шумел окрестный лес.
Лежа на нарах, не зажигая коптилки, ребята стали высказывать догадки и предположения о причинах задержки Семена.
— Возможно, Фома Филимонович сам пришел — проговорил Логачев. — Может быть, какие-нибудь новости… Разговорились…
— Один раз было так, — осторожно вставила Таня, — что дед заночевал в лесу, а с ним остался и Семен.
— А помнишь, как Семен оступился и вывихнул ногу? — напомнил Березкин.
— Ну и что? — спросила Таня. — Что ты хочешь этим сказать?
— Я хочу сказать, что в дороге всякое может случиться, — ответил Березкин, встал и зажег коптилку.
Таня лежала в своем уголке, заложив руки за голову, и, щурясь, смотрела на мигающий огонек. Сережа Ветров заглянул в землянку, обвел всех взглядом и, посмотрев на наручные часы, исчез.
— Он, видно, вот-вот подойдет, — пробормотал Логачев.
Но время шло, а Семена не было. К сердцу подкрадывалась глухая, неосознанная тревога. Березкин встал, натянул на себя гимнастерку, надел сапоги и обратился ко мне:
— Я пойду встречу его, Кондратий Филиппович. Я всегда говорил, что в лес надо ходить вдвоем. Мало ли что может приключиться, а один в поле не воин. Я и сегодня хотел идти с Семеном, да он заупрямился.
— Я тоже пойду, — решительно поднимаясь, сказала Таня.
— Никуда ты не пойдешь! — сердито прикрикнул я. — Лежи и спи! Пойдут Березкин и Логачев. Поднимайтесь, товарищ Логачев!
— Есть!
Через минуту Логачев и Березкин вышли. Я оделся и последовал за ними. К нам подошел Ветров, светя горящей цигаркой.
Несколько мгновений мы стояли молча, осваиваясь с темнотой.
— Мы пойдем разными тропинками, так вернее… — сказал Логачев.
Я одобрил и спросил:
— Сколько это займет времени?
— Днем часа за четыре можно управиться туда и обратно, а сейчас уйдут все шесть, — ответил Березкин.
— Да, не меньше, — подтвердил Логачев.
— Теперь первый час, — заметил я. — Ну что ж, ступайте!
Ребята взяли автоматы и спустились с обрыва вниз. Сделав несколько шагов, они скрылись во мраке. Ветров отошел в сторонку и сел у обрыва, свесив ноги. Я закурил. На душе было смутно.
— Ночь-то какая дрянная! — сказал Ветров.
— Должна когда-нибудь и дрянная быть, — как можно бодрее отозвался я.
Ветров промолчал. Я выкурил цигарку и возвратился в землянку. Таня лежала неподвижно, лицом к стене. Она или спала, или делала вид, что спит. Я закрыл глаза, но, конечно, заснуть не мог. В голову лезли тревожные мысли. Уж не увяз ли Семен в проклятом болоте? В такой темноте это не мудрено, тем более что в нескольких местах тропинка совсем уходит из-под ног и приходится прыгать с кочки на кочку. Я сам убедился в этом, когда мы провожали Фому Филимоновича, и дивился старику, который так спокойно и уверенно — в его годы! — скакал по кочкам, точно кулик.
Я понимал, что для того, чтобы утонуть в топком месте, достаточно нескольких минут и что, если с Семеном произошло такое несчастье, думать о его спасении уже поздно. Но… нельзя бездействовать ни секунды!
— Таня! — позвал я, поднявшись с места.
— Да, Кондратий Филиппович, — отозвалась она.
— Подмени Ветрова, а мы пройдемся с ним по болоту.
— Хорошо.
Таня вышла вместе со мной.
— Ты, Сережа, дорогу по болоту хорошо знаешь? — спросил я.
— А что же тут знать? — ответил Сергей.
— Не заблудимся?
— Ну что вы…
— Пойдем!
— Фонарик взять?
— Возьми.
Оставив Таню, я и Сережа спустились к болоту. Мигая фонариком, мы отыскали стежку и, осторожно ступая по ней, отправились в сторону леса. Стежка прихотливо извивалась, пробиралась по зыбким трясинам; под нашими ногами колыхались и чавкали болотные хляби. Я освещал фонариком наиболее подозрительные места. Мы часто останавливались, вслушивались в ночные звуки, несколько раз аукали и звали Криворученко, но безуспешно.
Из-под наших ног вспархивали испуганные птицы и, пролетев немного, тут же шлепались на воду. Мы достигли леса, перекурили и вернулись обратно, ничего не обнаружив.
Уснул я не сразу и не скоро. Засыпая, видел неуверенный, зыбкий свет, просачивавшийся в землянку, и зеленоватый туманный сумрак, висевший над болотом. В пещеру пробиралась утренняя сырость. Я накрылся с головой шинелью и забылся.
Проснулся я, когда уже светило солнце. Проснулся от какого-то внутреннего толчка. Таня стояла, прислонившись к стене, и заплетала косу. Я хотел было спросить ее о чем-то, но в это время в дверном проеме показался Березкин. Он дышал тяжело, порывисто и, сделав шаг, сказал:
— Семен погиб!.
— Что ты сказал?! — не своим голосом переспросил я и соскочил с постели.
— Семен погиб! — повторил Березкин и в оцепенении опустился на нары.
За его спиной появились Ветров и Логачев.
— Ой!. — придушенным голосом вскрикнула Таня и упала.
Все бросились к ней. Мы подхватили ее, положили на нары. Она была без сознания. В землянке стало тихо.
— Говори! — приказал я Березкину.
Он рассказал. К месту встречи
