Рафаэль Сабатини - Скарамуш. Возвращение Скарамуша (сборник)
– Нет, мой друг, – Скарамуш. Скарамуш, ловкий, опасный малый, идущий к своей цели извилистыми путями. – Вслух он продолжал: – Господин председатель, среди нас есть такие, кто не понимает, что мы собрались затем, чтобы создать законы, с помощью которых Францией можно будет справедливо управлять и вытащить ее из болота банкротства, где она может увязнуть. Да, есть такие, кто жаждет крови, а не законов, и я серьезно предупреждаю их, что они сами захлебнутся в крови, если не откажутся от силы в пользу разума.
Эта фраза тоже пробудила воспоминания у Латур д’Азира. Повернувшись, он обратился к своему кузену Шабрийанну, сидевшему рядом:
– Опасный негодяй этот ублюдок из Гаврийяка.
Шабрийанн, побелевший от гнева, взглянул на него сверкавшими глазами:
– Пусть выговорится. Не думаю, чтобы сегодня его вновь услышали, – предоставьте это мне.
Латур д’Азир вряд ли смог бы объяснить, почему он с чувством облегчения откинулся на сиденье. Он говорил себе, что нужно принять вызов, однако, несмотря на ярость, ощущал какое-то странное нежелание это делать. Да, этот малый умел пробудить в нем неприятные воспоминания о молодом аббате, убитом в саду позади «Вооруженного бретонца» в Гаврийяке. Не то чтобы смерть Филиппа де Вильморена отягощала совесть господина де Латур д’Азира – он считал, что его поступок полностью оправдан. Нет, дело было в том, что память воскрешала перед ним неприятную картину: обезумевший мальчик на коленях возле любимого друга, истекавшего кровью, умолявший убить и его и называвший маркиза убийцей и трусом, чтобы разозлить его.
Между тем, покончив с темой смерти Лагрона, депутат на трибуне наконец подчинился порядку и заговорил на тему, которая дебатировалась. Правда, он не высказал ничего заслуживающего внимания и не предложил ничего определенного. Речь его была очень краткой – ведь она послужила лишь предлогом для того, чтобы подняться на трибуну.
Когда после заседания Андре-Луи покидал зал в сопровождении Ле Шапелье, он обнаружил, что его со всех сторон окружают депутаты, в основном бретонцы. Они, как телохранители, защищали его от провокаций, неизбежных после его вызывающей речи в Собрании. На минуту с ним поравнялся огромный Мирабо.
– Поздравляю вас, господин Моро, – сказал великий человек. – Вы прекрасно держались. Несомненно, они будут жаждать вашей крови. Однако возьму на себя смелость дать вам совет: будьте осторожны, не позволяйте себе руководствоваться ложным чувством донкихотства. Игнорируйте их вызовы – именно так поступаю я сам. Я заношу каждого, кто меня вызвал, – а их уже пятьдесят – в свой список, и там они навсегда и останутся. Отказывайте им в том, что они называют сатисфакцией, и все будет хорошо.
Андре-Луи улыбнулся и вздохнул:
– Для этого требуется мужество.
– Конечно. Но по-моему, вам его не занимать.
– Возможно, это не так, но сделаю все, что в моих силах.
Они прошли через вестибюль, и хотя там уже выстроились привилегированные, нетерпеливо поджидавшие молодого человека, который имел наглость оскорбить их с трибуны, телохранители Андре-Луи не подпустили их близко.
Андре-Луи вышел на улицу и остановился под навесом, сооруженным у входа для подъезжавших экипажей. Шел сильный дождь, и земля покрылась густой грязью, так что Андре-Луи стоял, не решаясь выйти из-под навеса. Рядом с ним был Ле Шапелье, не покидавший его ни на минуту.
Шабрийанн, зорко следивший за Андре-Луи, увидел, что момент самый подходящий, и, сделав ловкий маневр, оказался под дождем, лицом к лицу с дерзким бретонцем. Он грубо толкнул Андре-Луи, как будто желая освободить себе место под навесом.
Андре-Луи ни на секунду не усомнился относительно цели этого человека, не заблуждались на этот счет и те, кто стоял поблизости, и сделали запоздалую попытку сомкнуться вокруг нового депутата. Андре-Луи был горько разочарован: он ждал вовсе не Шабрийанна. Разочарование отразилось у него на лице, и самонадеянный Шабрийанн ложно истолковал его.
Ну что же, Шабрийанн так Шабрийанн – он не ударит в грязь лицом.
– Кажется, вы толкнули меня, сударь, – очень вежливо заметил Андре-Луи и так толкнул Шабрийанна плечом, что тот вылетел обратно под дождь.
– Я хочу укрыться от дождя, сударь, – резко сказал шевалье.
– Для этого вам необязательно стоять на моих ногах – мне почему-то не нравится, когда мне наступают на ноги. Они у меня очень чувствительны, сударь. Возможно, вы этого не знали. Пожалуйста, ни слова больше.
– Да я ничего и не говорю, грубиян вы этакий! – воскликнул шевалье, не вполне владея собой.
– Неужели? А я полагал, что вы собираетесь извиниться.
– Извиниться? – засмеялся Шабрийанн. – Перед вами? А знаете, вы просто смешны! – Он снова шагнул под навес и на глазах у всех грубо вытолкнул Андре-Луи.
– Ах! – закричал Андре-Луи с гримасой. – Вы сделали мне больно, сударь. Я же просил не толкать меня! – Он повысил голос, чтобы его все слышали, и еще раз отправил господина де Шабрийанна под дождь.
Хотя Андре-Луи был худощав, у него была железная рука благодаря ежедневным усердным занятиям со шпагой, к тому же он вложил в толчок всю свою силу. Его противник отлетел на несколько шагов и, зацепившись за бревно, оставленное каким-то рабочим, сел прямо в лужу.
Все свидетели происшествия разразились смехом, а нарядный господин встал, с ног до головы обрызганный грязью, и в ярости подскочил к Андре-Луи.
Этот бретонец сделал его смешным, что было абсолютно непростительно.
– Вы мне за это заплатите, – захлебывался Шабрийанн. – Я убью вас.
Андре-Луи рассмеялся прямо ему в лицо, и в наступившей тишине прозвучали слова:
– О, так вот чего вы желаете? Почему же вы сразу не сказали? Мне бы не пришлось сбивать вас с ног. Я полагал, что господа вашей профессии справляются с делами подобного рода не без изящества, соблюдая при этом правила хорошего тона. Если бы вы вели себя именно так, не пострадали бы ваши панталоны.
– Когда мы встретимся? – зарычал Шабрийанн, побагровевший от ярости.
– Когда вам угодно, сударь. Решайте сами, когда вам удобнее меня убить. Мне кажется, вы заявили именно об этом намерении, не так ли? – Андре-Луи был сама учтивость.
– Завтра утром в Булонском лесу.[153] Может быть, вы захватите с собой приятеля?
– Разумеется, сударь. Надеюсь, нам повезет с погодой. Терпеть не могу дождь.
Шабрийанн удивленно взглянул на него. Андре-Луи мило улыбнулся.
– А теперь не смею больше задерживать вас, сударь. Мы вполне поняли друг друга. Я буду в Булонском лесу завтра в девять часов утра.
– Это слишком поздно для меня, сударь.
– А любое другое время – слишком рано для меня. Я не люблю нарушать свои привычки. Итак, девять часов или никогда – как вам угодно.
