Георгий Тушкан - Джура
И потянулись длинной чередой голодные и сытые дни. И голодных дней было больше. Ой, как их было много, и они походили один на другой, как близнецы. И чего только не перепробовал Кучак, чтобы добывать пропитание! Он вставал с мыслью о еде и ложился спать с той же мыслью. По бедности и чтобы избежать любопытных взглядов в чайхане, Кучак спал под открытым небом. Велико же было недоумение, а затем и негодование Кучака, когда собственник земли потребовал с него налог «канум пулу» за спанье под открытым небом. Громко кляня собственника за жадность, Кучак удалился в твердой уверенности, что бедняк не поступил бы так. Вот тогда то Кучака и осенила удивительная догадка. В этой стране земельных собственников не существовало одинаковой справедливости для всех, было как бы две правды: правда имущих и правда неимущих, правда сытых богачей и правда голодных бедняков.
Обуреваемый мыслями, Кучак не мог больше молчать о таком потрясающем открытии, и он громко запел. В первом же кишлаке он запел об этом на базаре и заработал проклятия и побои от богатых и подаяние от бедных. Богатые прогнали Кучака с базара. Все можно претерпеть, было бы ради чего терпеть. Все можно превозмочь, была бы цель. Но чего добивался он, Кучак? Без родины, без друзей, без семьи, без денег, без надежды на лучшее, предоставленный самому себе, преследуемый, он потерял все, что имел, и даже веру в себя.
Что же делать? При этой мысли глаза Кучака, помимо его воли, обращались в сторону памирских вершин, но воспоминание о Джуре заставляло опускать взор. Нет, не простит Джура бегства, не поймет, и тяжко покарает… Но Джура далеко, а Кипчакбай здесь, рядом. Этому басмачу из басмачей мало захваченного золота, мало того, что Кучак чуть не умер под их пытками. Ему подавай жизнь Кучака. Кучак уже не смог бы выкупить её золотом. И Кучак стремился стать совсем совсем незаметным. Он обходил поселки, а если и вынужден был проходить по улицам, то шел в тени оград, прятался от прохожих за проезжавшими арбами и ни с кем не заговаривал. Страх гнал его от людей. Страх отгонял сон. Страх преследовал его. Недаром говорится, что храбрый умирает один раз, а трус — тысячу раз.
И Кучак решил уйти от людей в горы, уединиться и жить спокойно. Уж чего чего, а голубей, водившихся во множестве, он добудет для пропитания силками. И кремень с кресалом, чтобы разжечь трут, у него есть. И руки, и шило, и иголка с ниткой есть. И посуда для варки пищи тоже есть.
Главное, переждать, пока Кипчакбай утихомирится, а там будет видно. Что именно будет видно, Кучак и сам толком не знал. Но ведь именно к тому, чтобы переждать, стремился Саид, направляясь с ним в далекий Чижган.
Кучак не любил одиночества и с тоской думал о том, до каких пор ему придется жить одному и что ждет его в будущем. Ибо, как говорит древняя пословица, слепой не забывает того времени, когда он видел, а безногий — когда ходил.
Часть третья
ДЖУРА ВСТРЕЧАЕТ ДРУЗЕЙ
I
Всхолмленное высокогорное плато потянулось южнее Заалайского хребта. Не видно на нем ни плодородных садов, ни лесов, ни кустарников. Куда ни глянешь — всюду камни; только кое где между ними торчат сухие стебли полыни да небольшие кустики чия. Все здесь окрашено в серовато желтый цвет: и камни, и земля, и крепость у Заалайского хребта.
Много осад выдержала древняя крепость, и долго ещё она простоит. Толстые зубчатые стены её для прочности были построены из глины пополам с цементировавшей её ячменной мукой. Над башней на шесте трепещет красный флаг. Частые бури разорвали его на длинные полосы, и при сильном, порывистом ветре они щелкают, как бичи.
На башне ходит с винтовкой сторожевой: он охраняет долину и сторожит отряд Козубая.
Добровольческий отряд под командованием Козубая прибыл весной, как только открылись перевалы. Обострившаяся классовая борьба и появление басмаческих банд вызвали необходимость усилить охрану пограничных районов.
Добровольческий отряд отдыхал. Незадолго перед этим он действовал против басмаческих банд, засевших на вершинах и склонах урочища Бель Куль.
Отряд шел без тропинок, с той стороны, откуда басмачи меньше всего его ожидали. Лошадей вели через ледник, подстилая им под ноги попоны и свои халаты. А потом на связанных арканах на отвесную скалу втащили пулеметы. Ночью, когда басмачи спали, добротрядцы молча ворвались в становище. Часть басмачей бежала к границе и попалась пограничникам.
В отряде были раненые. Один был убит.
Козубай допрашивал басмачей лично. Это были наемники, присланные из за границы. Козубай каждый день получал много сведений от местного населения о передвижениях баев со скотом в тыловом пограничном районе. Баи пытались прорваться за границу. Ловили также диверсантов и контрреволюционеров. Работы хватало всем.
Сторожевой тихонько напевает песню. Услышав эту песню, каждый житель долины скажет, что это поет татарин Ахмед, первый весельчак в отряде. Много словечек Ахмеда гуляет по Памиру. Его любят добротрядцы и дехкане, и сам Козубай ценит его как хорошего следопыта.
Худощавый горбоносый Ахмед не может и секунды просидеть без движения. Напевая, Ахмед в такт притопывает ногой. Это не мешает ему внимательно осматривать окрестности. Но кругом стоят только знакомые горы, да на другом конце долины виднеются юрты кишлака. Внезапно мимолетная тень перечеркнула долину. Ахмед резко оборвал песню и посмотрел вверх.
Высоко над горами летели орлы. Они кружили над западным горным проходом и с каждым кругом приближались к крепости. Глядя на орлов, Ахмед понял, что они заметили добычу и, что самое странное, добыча эта перемещается.
Еще никто не показался из горного прохода, но Ахмед увидел, что сурки на холме у горы встревожились, сели на задние лапки. По долине разнеслось их тревожное «сюрчанье». Они юркнули в норы. По этому сигналу спрятались в норы мыши и барсуки. Ахмед насторожился и вскоре увидел, как из горного прохода показалась группа вооруженных людей. Впереди на вороном жеребце ехал удалец Муса, бесстрашный и храбрый джигит, бравшийся за самые трудные дела. Сзади него на крупе жеребца сидел юный вспыльчивый Джалиль, которого добротрядцы, в отличие от Джалиля большого, прозвали Джалиль маленький «порох». Джалиль маленький «порох» держал за повод своего коня, на котором по обе стороны седла было привязано два тела, а на луке седла висело два ружья.
За ним ехали ещё три джигита, а далеко позади них бежал черный пес.
Увидев его, собаки, лежавшие возле юрт на джейлау, залаяли и помчались навстречу. Ахмед наклонился над дымоходом и крикнул через него в кибитку, помещавшуюся в башне:
