Гастон Леру - Тайна желтой комнаты

Гастон Леру

Тайна желтой комнаты

Глава I, В КОТОРОЙ НАЧИНАЕШЬ НИЧЕГО НЕ ПОНИМАТЬ

Не без некоторого волнения начинаю я повествование о необычайных приключениях Жозефа Рультабия, который до сего дня решительно противился этому, так что в конце концов я уже отчаялся рассказать когда-нибудь об одной из любопытнейших полицейских историй последних пятнадцати лет. Мне даже думается, что широкая публика так никогда бы и не узнала всей правды об этом удивительном деле, известном под названием «Желтая комната» и породившем столько таинственных, жестоких и поразительных драм, к которому мой друг имел самое непосредственное отношение, если бы по случаю недавнего награждения знаменитого Станжерсона орденом Почетного легиона одна вечерняя газета не поместила жалкую в своем неведении или исполненную дерзкого вероломства статью, воскрешавшую ужасную историю, которую, по словам самого Жозефа Рультабия, лучше было бы навсегда предать забвению.

«Желтая комната»!.. Кто помнит теперь об этом деле, заставившем лет пятнадцать тому назад пролиться столько чернил? В Париже так быстро все забывается! Разве не кануло в вечность само название Найского процесса и трагическая история гибели малыша Менальдо? А между тем в ту пору общественное мнение было буквально приковано к судебному разбирательству этого дела, и потому даже разразившийся тем временем правительственный кризис прошел никем не замеченным. Так вот процесс по делу «Желтой комнаты», предшествовавший Найскому процессу, наделал еще больше шуму. Весь мир в течение долгих месяцев бился над разрешением непостижимой загадки — самой непостижимой, насколько я знаю, из всех, когда-либо предложенных нашей полиции, и посланной, казалось, для испытания ее проницательности и совести наших судей. Решения этой вызывающей полную растерянность загадки искали все. Это был своего рода драматический ребус, над которым усердствовали и старушка Европа, и юная Америка. Ибо в действительности — я могу себе позволить такое замечание, не опасаясь нанести оскорбления авторскому самолюбию, так как всего лишь излагаю факты, на которые мне поможет пролить свет исключительная документация, которой я располагаю, — так вот, в действительности ни реальная жизнь, ни воображение, даже если обратиться к автору «Убийства на улице Морг» или к изобретательным последователям Эдгара По, а то и к ярким подражателям Конан Дойла, не могут подсказать что-либо подобное этой тайне, естественной тайне Желтой комнаты.

И представьте себе, разгадку, которую никто не мог отыскать, предложил нам юный Жозеф Рультабий, а было ему в то время всего восемнадцать лет, и работал он скромным репортером в одной солидной газете. Однако, когда он явился в суд с ключом от этой тайны, он рассказал не всю правду, а только то, что требовалось для того, чтобы «объяснить необъяснимое» и оправдать невиновного. Причины, заставлявшие его тогда молчать, сегодня исчезли. Мало того, теперь мой друг просто обязан говорить, и потому вы узнаете все. Так что без дальних предисловий я изложу вам загадку Желтой комнаты в том виде, в каком она предстала перед всем миром на другой день после несчастья, случившегося в замке Гландье.

25 октября 1892 года в последнем выпуске газеты «Тан» появилась заметка следующего содержания:

«Ужасное преступление совершено в замке Гландье, расположенном над Эпине-сюр-Орж, на опушке леса святой Женевьевы. Минувшей ночью, в то время, когда хозяин замка, профессор Станжерсон, работал в своей лаборатории, кто-то пытался убить мадемуазель Станжерсон, отдыхавшую в комнате, прилегающей к этой лаборатории. Врачи не ручаются за жизнь мадемуазель Станжерсон».

Вообразите себе волнение, охватившее Париж. Уже в ту пору ученый мир с огромным интересом следил за работами профессора Станжерсона и его дочери. Это были первые исследования в области рентгенографии, они-то и привели впоследствии г-на и г-жу Кюри к открытию радия. К тому же в тот момент с нетерпением ожидали выступления профессора Станжерсона в Академии наук, где он должен был читать сенсационный доклад, посвященный его новой теории: распад материи — теории, призванной до основания пошатнуть всю официальную науку, которая с давних пор базируется на принципах, вытекающих из закона сохранения веса веществ и закона сохранения и превращения энергии.

На следующий день об этой драме писали все утренние газеты. «Матен», например, опубликовала следующую статью, которая называлась «Сверхъестественное преступление»:

«Вот скудные сведения, — писал корреспондент газеты „Матен“, пожелавший остаться неизвестным, — которыми мы располагаем относительно преступления в замке Гландье. Состояние отчаяния, в котором пребывает профессор Станжерсон, невозможность услышать показания самой жертвы — все это крайне затрудняет дело, мешая и нам, и правосудию проводить расследование, поэтому в настоящий момент просто невозможно хоть в какой-то мере представить себе то, что произошло в Желтой комнате, где на полу, в ночной сорочке, нашли жалобно стонавшую мадемуазель Станжерсон. Однако нам удалось расспросить папашу Жака — так называют в округе старого слугу семейства Станжерсон. Папаша Жак вошел в Желтую комнату вместе с профессором. Эта комната соседствует с лабораторией. Лаборатория и Желтая комната находятся во флигеле в глубине парка, примерно в трехстах метрах от замка.

— Было половина первого, — рассказывал нам этот славный (?) человек, — я находился в лаборатории, где все еще работал господин Станжерсон, тут-то все и началось. Весь вечер я мыл и раскладывал инструменты, дожидаясь, пока господин Станжерсон отправится спать. Мадемуазель Матильда работала со своим отцом до полуночи; когда же стенные часы в лаборатории пробили двенадцать, она встала, поцеловала господина Станжерсона и пожелала ему спокойной ночи. А мне сказала: „Доброй ночи, папаша Жак“ — и открыла дверь в Желтую комнату. Мы слышали, как она заперла эту дверь на ключ, да еще на задвижку, так что я, не удержавшись от смеха, сказал своему господину: „Ну вот, мадемуазель запирается на два запора. Не иначе как она боится Божьей твари!“ Но господин даже не услыхал меня, так он был занят работой. Зато снаружи в это время донеслось отвратительное мяуканье, я тотчас узнал голос Божьей твари — поверите ли, от него мороз подирает по коже… „Неужели и сегодня нам не спать из-за нее?“ — подумал я. Потому что, надо вам сказать, сударь, я до конца октября живу наверху во флигеле, как раз над Желтой комнатой, чтобы не оставлять мадемуазель совсем одну ночью в парке. Это идея мадемуазель — жить в хорошую погоду во флигеле, он ей кажется веселее, чем замок, и вот уже четыре года, с тех пор как его построили, она каждую весну переселяется туда. А когда наступает зима, мадемуазель возвращается в замок, потому что в Желтой комнате нет камина.

Так вот, стало быть, мы с господином Станжерсоном оставались во флигеле. Сидели мы тихо. Он за письменным столом, а я на стуле. Работу свою я уже закончил, поэтому просто глядел на него и думал: „Какой человек! Какой ум! Какой светлый ум!“ Мне кажется это важным — то, что мы не делали никакого шума, потому что из-за этого убийца наверняка и решил, что мы уже ушли. И вдруг — часы как раз пробили полпервого — в Желтой комнате раздался отчаянный крик. Это был голос мадемуазель, она кричала: „Спасите! Спасите! Помогите!“ Тут послышались выстрелы из револьвера, потом грохот перевернутого стола, опрокинутой мебели, как во время борьбы, и снова голос мадемуазель, кричавшей: „Спасите!.. Помогите!.. Папа! Папа!“

Вы, конечно, понимаете, что мы сразу же бросились туда — господин Станжерсон и я, — мы навалились на дверь. Но увы! Она была заперта, как я вам уже говорил, крепко заперта изнутри самой мадемуазель на ключ, да еще на задвижку. Мы пытались расшатать ее, но дверь была прочной. Господин Станжерсон совсем обезумел, и, по правде говоря, было от чего обезуметь, потому что мы слышали, как стонала мадемуазель: „Помогите!.. Помогите!..“ И господин Станжерсон изо всех сил колотил в дверь, и плакал от бешенства, и рыдал от отчаяния и своей беспомощности.

И тут меня словно осенило. „Убийца, наверное, проник через окно, — решил я, — надо бежать к окну!“ И я как одержимый бросился бегом из флигеля!

Только, к несчастью, окно-то Желтой комнаты выходит в поле, так что ограда парка, которая упирается во флигель, мешала мне сразу же очутиться у этого окна. Чтобы добраться до него, сначала надо было выйти из парка. Я побежал к воротам и встретил по дороге Бернье и его жену, сторожей, которых всполошили выстрелы и наши крики. Я в двух словах рассказал им о том, что произошло, и велел сторожу немедленно бежать на помощь господину Станжерсону, а его жене — идти со мной, чтобы открыть ворота парка. Через пять минут мы с ней уже были у окна Желтой комнаты. Ярко светила луна, поэтому я сразу увидел, что окно не тронуто. Не только решетка была цела, но и ставни за решеткой оказались закрыты, я ведь сам их запер еще вечером, как делал это обычно, хотя мадемуазель, зная, до чего я устал и заработался, сказала, чтобы я не беспокоился, что она сама их закроет. Так что они тоже были нетронуты и закреплены моими стараниями железной щеколдой изнутри. Стало быть, убийца залез не через окно и убежать отсюда не мог, но зато и я тоже не мог проникнуть в комнату!