Жонглёр - Андрей Борисович Батуханов
Жестяную ручку от кофейника смекалистый Владимир не выкинул. Несколько часов он потратил на то, чтобы незаметно, облокотившись спиной на забор, заточить её о торчащий из земли булыжник. Теперь можно было потихоньку, щепочку за щепочкой, расковыривать доски первого забора. Семенов не осознавал, зачем это делает, но бездействовать не мог. И отправляться в Индию он не собирался. К уничтожению улик он привлёк «свою» Худрун. В его голове это уже прочно сложилось. Девушка незаметно спалила щепки в костре, на котором грели кипяток обитатели близ лежащих палаток.
Они засиделись с Худрун далеко за полночь. Владимир уже в общих чертах знал её судьбу: братья с отцом воюют, мать убили при захвате фермы. Их с дедом погнали в концлагерь, но он по дороге умер. Похоронить его ей не дали, пришлось так и оставить его тело на обочине. Этого она не могла простить себе до сих пор. В лагере прибилась к соседям, которых постигла та же судьба. Они, наверное, могли бы говорить до рассвета, но приличия не позволяли порядочной бурской девушке быть дольше положенного с молодым человеком. Хотя о каких приличиях можно говорить в английском концлагере? Но всё равно, Худрун, как могла, берегла в чистоте свою одежду и репутацию. Эти две истины мать в неё вбила насмерть. После короткого поцелуя в щеку, она растворилась в темноте. Владимир воспарил к заоблачным далям.
– Вова! – Сдавленный хрип вывел его их прострации, он волком метнулся на зов. Тонюсенький лунный серп почти не давал света, приходилось до рези напрягать глаза. Британец, который приметил девушку, когда она заступалась за Владимира, тащил её, зажав лапищей рот, в свою будку, на встречу с «цивилизацией». Фиолетово-красное марево застлало художнику глаза. Оказавшись в два прыжка рядом, он отделил англичанина от девушки. Тихий хруст хрупкой шеи мерзавца – и безвольное тело тихо застыло на земле. Чтоб их не засекли, пришлось ненадолго закрыть рот Худрун. Успокоившись, девушка была готова к действиям.
Самым сложным было бесшумно выдавить уже истерзанную и расшатанную доску, не подняв при этом шума. Едва скрипнув, она отошла снизу и застыла в сильных девичьих пальцах. «Пятак пополам согнёт» – гордо отметил про себя художник. Беглецы застыли на своих местах, но никто из охраны не среагировал. Хозяин ближайшего поста спал, стараниями Владимира, вечным сном. Следующие доски уже пошли значительно легче. Лаз, со всеми предосторожностями, проделали минут за десять. Первой, задирая юбки к поясу, чтобы меньше мешали и шуршали, пролезла Худрун. Владимир с удовольствием полез следом! И тут им улыбнулась удача! Будки смотрели во внутренний периметр лагеря. Англичане были уверены, что на такую дерзость, как побег, не решится никто.
Сообщница мышкой преодолела пустое пространство и замерла, свернувшись калачиком у второго забора. Семенов спустя пару секунд оказался рядом, уперев одним концом доску от лаза в землю, уселся наверху. Тут же протянул руки Худрун. Цепко ухватившись за них, она с его помощью уселась рядом. Хорошо, что верхние концы досок не были заострёнными, девушка юбками села на верхнею кромку и быстро перекинула ноги. Владимир внутренне порадовался такой слаженности действий. Через мгновение девушка уже была с другой стороны забора.
Пока Семенов вытаскивал доску-спасительницу, Худрун перебежала к последнему рубежу. Юбки от бега опустились на привычную длину. Едва она, сжавшись в комок, замерла у последнего забора, рядом присел художник. Ему бы отдышаться перед решительным броском, но дорога была каждая секунда.
Оказавшись наверху, он нагнулся и потащил подружку за собой. Но, видимо, они исчерпали всю свою удачу. Юбка за что-то зацепилась и стала с диким треском рваться. Третьего мощного рывка ткань не выдержала, поползла в стороны. Сообщница рыбкой выскользнула из них и в одних чулках и панталонах оказалась наверху. Чтобы не свалиться, Владимир прижал Худрун к себе. Вот то, о чём он мечтал последние дни. Запах разгорячённого девичьего тела кружил голову. Он замер всего лишь на мгновение! И именно в этот момент караульный, передёрнув затвор, дослал пулю в патронники, выстрелил и заорал что есть мочи. Даже если бы этот тщедушный солдатик всю свою предыдущую жизнь тренировался стрелять вслепую, то вряд ли бы у него получилось так, как в эту ночь. Одна пуля прошила обоих беглецов насквозь, соединив их кровно. Не разжимая объятий, они рухнули за пределы лагеря. Миг свободы был слишком кратким. Последнее, что оба увидели в своей жизни, – звёздное небо, перечёркнутое полоской Млечного Пути.
В то время как души Владимира и Худрун предстали перед светлым апостолом Пётром, их тела, с такой любовью созданные природой, терзали штыки семи британских солдат. Чтобы скрыть страх и стыд, кто-то из наряда пошутил: ночка у влюблённых выдалась страстной, до сих пор в объятьях друг друга. Могильный юмор растворился в гнетущем молчании. А мёртвые не могли достойно ответить живым. Англичане ушли, так и бросив тела у забора.
Утром уже ничего не напоминало о ночном происшествии. Щель заколотили, поверху забора пустили колючую проволоку и запретили разжигать костры.
Январь – март 1901 года. Питерсбург и окрестности
– У, лихоман тебя задери! – примерно так, в кратком изложении, звучала витиеватая фраза солдата Ивана Никитина, когда крупная капля после гулкого удара об огромный лист банана аккуратно залетела ему за шиворот и скатилась по позвоночнику, чуть ниже поясницы.
– Это тебе не у Пронькиных, – развеселился Василий Бузуков. – При таком климате ждёт нас всех в старости ревматизьма. Ноги скрутит узлом. Это уж как пить дать.
– Ждёт нас гроб, – сумрачно откликнулся Никитин, который пребывал в несколько мрачноватом настроении, навеянном не столько влажной атмосферой, сколько бездельем, – а потом, тебя – ад, а меня царствие небесное.
– А почему меня в ад? – удивился Василий.
– Поскольку ты мелкий и дюже вредный, как шовная вша.
– Зато ревматизьма сама собой пройдёт. И буду я в тепле до скончания веков. А такую версту коломенскую, как ты, ни в один котёл не впихнёшь, даже калачиком. И будешь ты шататься по облакам в вечной сырости и соплях.
– Каких?
– Собственных, – завершил спор очень довольный собой Бузуков.
Так, под аккомпанемент крупных капель ливня, переругивались солдаты командо Леонида Фирсанова. После исчезновения Владимира Фирсанов старался всякой выходкой как можно сильнее насолить англичанам. Своей боевой дерзостью и бесстрашием он достаточно быстро пробился в командиры. В нём, видимо, долго дремал военачальник. Вот и проснулся. Но никто не
