Эдуард Кондратов - Птица войны
— А дальше? — рассеянно спрашивает Эдвуд, прислушиваясь к шагам в коридоре. Кто-то на цыпочках прошел мимо двери и, кажется, вернулся. Нет, скрипнула дверь, значит, ушел во двор.
— Вот-вот! Дальше-то и началось. — Остервенело дуя на чай, Генри наконец берет подстаканник за ручку, шевелит обожженными пальцами и с воодушевлением продолжает: — Представьте себе, сэр, Тауранги еле-еле держится, веревки у нас нет, а надо спускаться по семифутовой скале. Что делать, ума не приложу. Все-таки придумал: усадил Тауранги на краю, сам слез, а Парирау спустила его мне на руки. Перебрались мы через откос, смотрим: окопы далеко справа, поблизости часовых нет. Стали спускаться с холма в долину, а снизу голоса. Трое солдат идут прямо на нас. Спрятаться негде — одни кустики, от земли на фут. Залегли мы, надеемся, что мимо пройдут, — стемнело-то уже порядочно. Заметили. Шагах в пятнадцати остановились, ружья наперевес. Один окликает:
«Эй, кто там?!»
Ну, думаю, была не была. Поднялся на ноги, отряхнулся и спокойно отвечаю:
«Не волнуйтесь, не дикари!..»
А сам — к ним. Иду, не тороплюсь, а в голове сумбур. Что им соврать, не представляю. Они меня, конечно, на мушке держат, но ничего, подпустили.
«Это откуда еще?» — спрашивают.
Хотел было я прикинуться дурачком, чтобы время выиграть. Да не успел и слова сказать, как меня один из солдат в охапку сгреб.
«Малыш! — орет. — Как тебя занесло сюда? Вот так встреча!..»
Гляжу: Джонни Рэнд, знакомый парень из Окленда. Он меня как-то в кабачке из беды выручил. Только тогда он не был солдатом, золото хотел искать.
«Джонни, — говорю, — удача какая!.. Домой, понимаешь, пробираюсь, заблудился…»
Сморозил я, конечно, страшную чушь: те двое сразу же это поняли и переглянулись. А Джонни внимания не обратил, смеется:
«Ничего, теперь не пропадешь. А то ведь здесь такое творилось! Там еще кто-то с тобой?»
Тут я совсем растерялся. Глазами хлопаю и молчу.
«Прове-ри-м», — говорит один из попутчиков Джонни.
Только он шагнул в сторону кустов, где прячутся Тауранги и Парирау, как я его за рукав — хвать!
«Никого там нет… — бормочу. — Честное слово, никого…»
Он руку вырывает, а я держу — вот-вот мундир затрещит.
«Погоди, Сэм, — вдруг говорит Джонни. — Без тебя обойдусь…»
Отстраняет он солдата и сам к нашим кустам направляется. Во мне все похолодело. Я даже зажмурился. Жду самого худшего.
Слышу, возвращается Джонни. Подошел, лоб хмурит, челюсти стиснул. И в глаза мне не смотрит. На обиженного ребенка похож.
«Нет никого… — Не сказал, а буркнул. — Провожать нам тебя, Малыш, недосуг. Мы в патруле. Прощай!..»
Руки не подал: отвернулся и ушел вместе со своими патрульными. Наверх, в крепость…
Генри ставит на подоконник пустой стакан и вздыхает.
— Когда-то Джонни Рэнд не допускал и мысли о дружбе англичанина с маори, — говорит он, поднимая глаза на Эдвуда. — Что помешало ему выдать меня? Мы ведь и друзьями-то не были, так, знакомые…
Вильям Эдвуд неопределенно шевелит плечами.
— Кто знает… Наверное, жизненного опыта прибавилось… Знаете, Генри, если ваш Джонни порядочный человек, он вряд ли будет ревностным служакой. Я уверен, что сейчас у многих солдат на сердце нечисто. Подлость не всем легко дается…
Откинувшись на подушку, Генри с минуту размышляет над словами ботаника. Но потом спохватывается и снова садится.
— Извините, сэр… — Генри смущен. — Я обещал рассказать вам обо всем…
— Да-да, конечно, — улыбается Эдвуд и в знак готовности слушать придвигает кресло на дюйм ближе к топчану, на котором лежит юноша.
Повествование о мытарствах трех беглецов продолжается. Гривс-младший обстоятельно, хотя и несколько сбивчиво, рассказывает о том, как они забрели в сожженную англичанами каингу, где нашли чудом не высохшую лужицу — все, что осталось от ручья, который когда-то снабжал водой обе деревни — и верхнюю и нижнюю. Выпив лужу до грязи, они заночевали в обгорелых развалинах дома собраний и, не дожидаясь рассвета, спустились в долину. Здесь силы окончательно покинули Тауранги. Нести его пришлось одному Генри, потому что Парирау еле передвигала ноги: дала себя знать четырехдневная голодовка. Кумара, которую они выкапывали на засаженных весной огородах, в пищу не годилась: клубни успели прорасти, от них осталась пустая оболочка. На свою беду, Генри решил пробираться к ферме отца через перевал. Этот путь был безопасней и короче, но вот сил, чтобы карабкаться на холмы, уже не было. За день они сумели подняться примерно на тысячу футов, а до перевала оставалось еще почти столько же. Утром, оставив Парирау и Тауранги на опушке буковой рощи, Генри, делая ножом отметины на деревьях, продолжил путь в одиночестве. Вскоре он потерял ориентировку, набрел на какую-то каменную осыпь и, споткнувшись о валун, разбил колено — злополучное правое колено, принесшее ему некогда столько мучений.
— А остальное… — Генри смущенно улыбается и отводит глаза. — Остальное, сэр, вы знаете лучше меня…
— Да-да, разумеется, — подхватывает Вильям Эдвуд, почесывая облупившийся кончик носа.
Еще бы не знать!.. Когда доктор Эдвуд набрел на тело Генри, тот уже был на грани небытия. Полчаса провозился ботаник, приводя в чувство юношу, сломленного жарой, голодом и усталостью. Генри так отощал, что атлетически сложенному Эдвуду не составило бы особого труда отнести его на руках к дому мистера Бэрча. Он так было и намеревался сделать, но, услышав от Генри о Парирау и Тауранги, изменил решение: оставил ожившего молодого англичанина и отправился на поиски маорийцев. Зарубки, сделанные Гривсом, в конце концов попались Эдвуду на глаза и привели его на опушку. Убедившись, что друзья Генри еще живы, неутомимый ботаник вернулся на миссионерскую станцию, прихватил там одного из работников и с его помощью еще до наступления ночи доставил всех трех беглецов под кров миссионера.
Преподобный Бэрч, узнав, что Генри не кто иной, как пропавший сын старого Сайруса Гривса, чрезвычайно растрогался и приказал выделить «этому заблудшему, несчастному отроку» отдельную комнату. Что же касается Тауранги и Парирау, то их ботаник поселил у себя. Правда, бесценные гербарии пришлось переселить в кладовку, но Эдвуд, которому Генри по секрету сообщил имя отца Тауранги, решил, что сырость для его коллекций будет не так страшна, как для сына Те Нгаро раскрытие инкогнито.
Уже третьи сутки они обитают здесь. Пока что никто в миссии не догадывается, что за юная парочка квартирует у мистера Эдвуда. На все вопросы он отвечает, что Тауранги и Парирау — работники, нанятые Гривсом-младшим на побережье Корорареки. Беспокоить измученных путников расспросами доктор Эдвуд категорически запретил.
