Жонглёр - Андрей Борисович Батуханов
– Но и рук, готовых воевать в ваших рядах, тоже не хватает, – воскликнул Фирсанов и вдруг повторил тот же трюк, что и в кабинете Силы Яковлевича. Встал на руки на шатком столе, а потом потихоньку расположил тело параллельно земле. Максимов оторопел.
– Лихо это вы! – И тут же попытался сам повторить трюк. Но не вышло. Максимов вернулся на свой стул. Возникла большая пауза, во время которой оба прикладывались к своим кружкам с чаем. К странности разговора добавлялась нелепость: на континенте кофе русские всё равно пили чай.
– А что скажут ваши родные? – Максимов снова поставил Фирсанова в тупик.
– Мать умерла в мои три года. Остались обрывки смутных воспоминаний…
– Простите, не знал, – извинением попытался загладить неловкость Евгений Яковлевич.
– А отец встал бы на мою сторону.
– Уверены?
– Он же помог мне получить место корреспондента.
– Послушайте, уважаемый Леонид Александрович, – Максимов предпринял, видимо, последнею попытку отговорить молодого сумасброда, – ну зачем вам эта война? Она не ваша.
– Ошибаетесь, Евгений Яковлевич, после того, что я здесь увидел и пережил, теперь это и моя война. Многие люди запали мне в душу. Стали практически кровными родственниками. И факт того, что я не встал с ними плечо к плечу, будет терзать совесть до конца дней. Во время дождя нельзя пройти между струек. Поэтому надо идти быстрей к тому моменту, когда небо прояснится.
– Видит бог, я отговаривал вас, как мог, – неожиданно сдался Евгений Яковлевич. И набросал несколько строк на бумаге и протянул её Фирсанову: – Вот вам бумага для вашего будущего командира.
«Дорогой отец! Со мной всё хорошо, но я пока всё там же. Здесь начались изменения, вызванные кардинальными переменами в ответных способах ведения войны. Англичан стало больше, пулемётов тоже, как поступят буры – неизвестно. По упорным слухам, начнётся широкомасштабная война. В связи с этим, вероятно, ухудшится работа почты, отчего возможность посылать письма и статьи в „Невский экспресс“ (о чём я отдельно извещу Силу Яковлевича) заметно снизится. Может быть, удастся отсылать сразу несколько писем и заметок. Но точно пока не знаю. Так что если я замолчу, то тревожиться не надо. Со мной всё в порядке, только возможности почты не безграничны.
Как ты себя чувствуешь, отец? Как твоя практика? Появляется ли Краснов? Передавай всем поклоны.
С уважением и любовью, твой сын, Леонид Фирсанов».
Александр Леонидович аккуратно сложил письмо в конверт и убрал в ящик своего стола. Кажется, его сын попался на удочку собственного романтизма и всё же ввязался в драку. Жаль, что он не рядом, а то бы впервые в жизни с удовольствием всыпал бы ему ремня. И плевать ему на непедагогичность данной процедуры! Важен её профилактический эффект. Фирсанов-старший развернулся к окну. Дождь усиленно сшивал серое небо и чёрную землю косыми нитями. Вдруг резкий укол ледяной иглы пронзил его сердце.
Сентябрь 1900 года. Претория и окрестности
– Ваше Превосходительство! Команда построена, корабль готов к отплытию! Ждём ваших приказаний! – бодро отрапортовал капитан президенту Трансвааля Паулюсу Крюгеру. «Дядюшка Паулюс» степенно прошёлся вдоль выстроенной, положенной по протоколу, шеренги моряков. Он внимательно всматривался в каждое лицо и не нашёл в глазах команды того, чего так пристально искал. Презрения. Презрения к себе. Никто не считал, что он бежит, хотя у самого президента было такое чувство. Может, сам себе надумал? Значит, он всё ещё на верном пути!
– Тогда вперёд, друзья! Да поможет нам Бог!
– Отдать швартовы, – скомандовал капитан. Первый помощник помчался в рубку, и на корабле началась невообразимая суета. Кто-то стал отдавать отрывистые команды в рупор, запела боцманская трубка, загрохотали ботинки по металлическим лестницам.
– Пойду на мостик, прослежу, – сказал капитан после нескольких минут неловкого молчания, вскинул руку к козырьку и тоже исчез. Команда была вышколена и хорошо обучена, но сработал многолетний инстинкт самосохранения – чем дальше от начальства, тем меньше хлопот.
Через несколько минут судно мелко задрожало и отвалило от пирса.
– Прощай, родимый край, – прошептал президент, сидя на белом стуле на верхней палубе. И как назло, именно в этот момент в глаз попала какая-то поганая соринка, отчего старик был вынужден смахнуть невольную слезу. Он отправлялся в вынужденную поездку в Европу, полный надежд и ожиданий. Новый главнокомандующий англичан серьёзно перестроил свою армию. От былого преимущества буров не осталось и следа. Казна пуста, как воздух нужна поддержка, но не на словах, а в толстых жёлтеньких кругляшках, с ребристым ободком. Именно за ними и плыл президент. Странная ситуация: страна, добывающая золото и алмазы, вынуждена вымаливать у Европы денег на свою защиту.
План действий был ясен, прост и понятен. Ум понимал, но сердце сжималось от тоски. И не только от того, что за кормой постепенно исчезал берег Родины. В стариковском сердце роились какие-то невнятные, но дурные предчувствия. Страна оставлена на проверенных людей, но когда следишь за всем сам – это как-то верней и надёжнее. Но… Но… Но… Только ему и только под его гарантии европейские толстосумы выдадут кредиты. И конечно, не за прекрасные глаза и жаркие речи, а за тучные проценты, которыми обложат будущие кредиты и ожидаемые в будущем доходы от золотодобычи и разработки алмазных трубок. Но лучше самостоятельно что-то отрывать от своих завтраков, обедов и ужинов, чем безропотно смотреть, как это делает незнакомый дядя без твоего спроса.
Чем больше союзников он привлечёт, тем скорее вернётся мир на их земли. И буры снова заживут своим патриархальным укладом. И плевать, что там будут о них говорить, отсутствие войны окупит и простит всё.
Свежий морской ветер и солёные брызги, иногда долетающие с носа корабля, не могли вывести старика из глубокой задумчивости. Слава богу, он не знал, что обратного пути уже нет. Не то бы бросился в океанскую воду и, высоко взмахивая руками, поплыл бы к берегу.
– Ваше Превосходительство, просим в кают-компанию. Обед готов. Повар расстарался на славу! – отвлёк от мрачных раздумий и пригласил президента за стол первый помощник капитана.
– Как нельзя вовремя, – искренне обрадовался Паулус Кругер. – Пойдёмте, друг мой, пойдёмте. Нехорошо заставлять всех ждать.
И не очень уверенной походкой пошёл, чуть впереди морского офицера, который крутился вокруг, страхуя на всякий случай старика.
«Здравствуй, Саша, милый друг! Как твои дела-делишки? Продолжаешь резаться в картишки? (Да уж! Поэт из меня никудышный, чем и горжусь!) В очередной раз приношу свои извинения за слишком долгое молчание. Но вот представилась возможность и я пишу тебе, отцу и Силе Яковлевичу.
