Александр Кердан - Невольники чести
Тут и пересказал Иннокентий атаману новости, полученные им от соглядатая. Мол, перед отправкой к Японским островам «Надежда» с рейда будет подведена поближе к причалу для загрузки воды и продовольствия. В это время большая часть команды и все офицеры, за исключением вахтенного, будут находиться на берегу, на прощальном ужине у губернатора. Само собой, такой ужин не обойдется без горячительных напитков, танцев и фейерверка. Вот это, по мнению Иннокентия, и есть самое время для налета на корабль. Нужно захватить на пристани шлюпки и баркас и подойти к «Надежде» с противоположного причалу борта. Для того же, чтобы оставшиеся на шлюпе матросы ничего не заподозрили, среди нападающих должен быть хотя бы один человек, пользующийся у команды безграничным доверием. И такой человек в Петропавловске, по словам кабатчика, имеется в наличии. Он — не из простых, не черная кость. Персона важная, офицер, да к тому же с графским титулом.
— И на кой хрен этому графу мы с корабельной затеей? — не удержался от вопроса атаман. — Он не нашего поля ягода…
— То-то и оно, Серафимушка, что граф сей токмо с виду граф, а в душе, аки мы, — сущий разбойник. А нам он может сгодиться, поелику шибко зол и на капитана корабля, и на самого государева посланника. Он их неоднократно в пьяном виде поносил непотребной бранью вместе со всем причетом. Чего господа промеж себя не поделили, пока неясно, но прибрать графа к рукам, при его страсти к картам и «казенке», будет нетрудно…
— Складно баешь… А про гренадер этого суки Федотова ты забыл? Да еще казаки, будь они прокляты…
— Этих надо выманить из острожка и направить по ложному следу!
— Ну, ладно. Пусть пофартит нам, сумеем выманить солдат и по тайге закрутим… Не впервой, чай… Пущай даже и на шлюп заберемся с энтим твоим графом, как его там… Но скажи мне, друг любезный, дальше-то чаво робить будем? Ни ты, ни я шлюпом не командовали!
— Об этом не печалься. Ты же сам сказывал: скоро в гости сэр Генри пожалует. На первый случай у него морехода опытного перехватим… Потом, не всей же команде будем глотки резать подряд. Одного-двух порешим на глазах у прочих, те — сразу сговорчивее будут… Авось сладим и со шлюпом!
— Ну, Иннокентий… — наконец сдался Крест. — Будь по-твоему! Заметано, собирайся в дорогу! Заворачивай графа на нашу сторону. Да смотри, чтобы он нас со всеми потрохами не продал… А я уж тут посуечусь, гренадер с казачками постараюсь из острожка выманить и подальше от порта завлечь…
Иннокентий отправился в Петропавловск, а Крест вызвал к себе верного подручного Хакима и дал ему особое задание.
Однако ни Крест, ни Хаким, ни ватажники, начавшие подготовку к захвату «Надежды», ни сном ни духом не ведали, что планы Гузнищевского вовсе не совпадают с тем, о чем он договорился с атаманом.
…Даже теперь, после встречи с графом, пообещавшим ватажникам свою помощь, отправляясь в ту самую бухту, где он уже не раз встречал шхуну капитана Барбера, Иннокентий следовал в первую очередь своим собственным устремлениям. Помешать им не должен был никто… Разве что старый проводник, оставленный Иннокентием недобитым на лесной поляне, где отряд Гузнищевского настиг обоз ненавистного Аброськи Плотникова… Но кто поверит россказням камчадала, по-русски неспособного двух слов толком связать? Да и, вероятно, нет его, подранка, в живых — порвал на куски тот медведь-людоед, что вышел к стоянке ватажников в ночь после захвата обоза. Таких чудовищ даже многое повидавшему Иннокентию опредь встречать не доводилось! Свирепый великан в полтора человеческих роста рухнул наземь, лишь получив в упор десяток порций свинца. Но и после этого он был еще жив, и ватажники добивали его топорами и кинжалами… Какую шкуру попортили, мать их ети! Зато поужинали медвежатиной и заснули как убитые…
Ватажников той ночью Иннокентий передушил одного за другим — пикнуть не успели. Ни одного свидетеля содеянному не оставил. Так оно надежней! Да и к чему делиться с кем-то полученной добычей!
В бумагах, какие вез при себе Плотников, целое состояние: закладные, доверенности на получение мехов в Охотской конторе… И что особо важно, есть в найденных бумагах Аброськи возможность отомстить еще одному злейшему врагу — комиссионеру Хлебникову, который доверил Плотникову помимо закладных все копейбухи с отчетностью за несколько лет. Появись в них некоторые приписки до того, как отправятся сии конторские книги с эстафетой в Санкт-Петербург, — и не миновать тогда чистоплюйному комиссионеру каторжной лямки! Тем паче уж в чем-чем, а по припискам-то никого равного Иннокентию не сыскать…
Надо только оказаться побыстрее на матерой земле. Раньше, чем прознают в компании о гибели обоза. Все эти обстоятельства заставили Гузнищевского действовать без колебаний.
Но он изменил бы самому себе, ежели бы даже в таком положении не оставил путей для отступления. Ведь авантюра с захватом хорошо вооруженного корабля, каким бы ни был продуманным план действий, все же остается авантюрой. Мало ли что может случиться… Скажем, опоздают на полчаса к месту сбора ватажники Креста, или задержится шхуна капитана Барбера. Или федотовские служаки не поддадутся на обман и останутся в крепости… А то и сам граф Федор Иванович вдруг надумает переметнуться назад, к своим попутчикам… Кто их, графьев, разберет? Тем паче, окромя офицерского слова, у Иннокентия ничего от поручика нет, а жизнь научила Гузнищевского ничьим словам не доверять. К тому же рожа у графа и впрямь воровская, разбойничья. Такой соврет — недорого возьмет! И что тогда? Захват шлюпа обернется западней, из коей никому не вырваться. Тут никакой талан не поможет…
Потому и намылился Иннокентий первым делом встретить иноземный корабль «Юникорн», чтобы потолковать с капитаном Генри Барбером с глазу на глаз. А чтобы разговор получился более доверительным, прихватил с собой Гузнищевский увесистый мешочек с золотом, вырученным от продажи в одной из факторий мехов, добытых во время набега на обоз.
Ежели сэр Генри окажется человеком рассудительным, то пусть потом судьба кому угодно ставит подножки. Кому угодно, но не Иннокентию Гузнищевскому… Ан нет — «Абросиму сыну Иванову Плотникову». Ведь так написано в пашпорте и в подорожной, лежащей у Гузнищевского за пазухой. Подписанной не кем-нибудь — самим губернатором Кошелевым.
Как слиток золота, греет новоявленному «Плотникову» обращение губернатора ко всем чиновным людям «оказывать подателю сего всяческое содействие».
Что ж, с сим документом никакие проверки не страшны, и до заветного Санкт-Петербурга остается — рукой подать!
