Александр Кердан - Невольники чести
Что ж, с сим документом никакие проверки не страшны, и до заветного Санкт-Петербурга остается — рукой подать!
5«Милостивый государь Иван Осипович!
Я не описываю вашему высокопревосходительству сильных штормов и трудностей, которые в долговременных путешествиях обыкновенны, и, думаю, интересны для вас, милостивого государя, будут, когда узнать изволите, что мы теперь идем заведомо отведать здешнего равнодействия», — перо Резанова привычно быстро скользило по бумаге, словно не было за спиной у посланника утомительного дня. И не вспоминал он сейчас о превратностях своего пути на Камчатку, думая уже об ином, о новых опасностях, грозивших вверенной ему экспедиции.
Взяться за письмо к сибирскому генерал-губернатору Ивану Осиповичу Селифонтову побудил Николая Петровича не один только долг вежливости, но и обстоятельства, принуждающие шлюп «Надежда» отправиться на острова его Тензикубосного Величества — императора Японии на несколько дней раньше установленного срока. Следовательно, и вернуться на Камчатку экспедиция сможет раньше.
«Здесь, — продолжил свое послание Резанов, — выгрузя Российско-Американской компании товары, понизил я цены до невозможности, и каких жители не запомнят, снабдил батальон, госпиталь и хлебопашцев от компании безденежно разными потребностями, о чем уведомит ваше высокопревосходительство Павел Иванович, и теперь иду пробиваться к японским избыткам».
Поставив точку, Николай Петрович на минуту задумался, рассеянно покусывая кончик пера: стоит ли сообщать Селифонтову истинную причину такого скорого отплытия «Надежды» из Петропавловской бухты? Решил, что не стоит. Не к лицу государеву посланнику пользоваться слухами, полученными из такого ненадежного источника, как поручик Толстой. К тому же обеспечение безопасности экспедиции здесь, на Камчатке, — задача генерала Кошелева. Пускай его превосходительство сам объясняется с сибирским начальством, ежели, конечно, сочтет таковое объяснение необходимым. Дело же Резанова — любой ценой выполнить дипломатическую миссию. Об этом и следует напомнить сибирскому генерал-губернатору…
Обмакнув перо в походную чернильницу, сопровождавшую его в кругосветном вояже, камергер снова принялся за работу.
«Я должен буду в Японии зимовать и возвратиться сюда уповаю в июне месяце, а отсюда идти на Кадьяк или судно опять отправлю в Японию, буде торг открыт, — посвящал он наместника в свои планы. — Как провизия корабля нашего к тому времени кончится, то предписал я Охотской конторе оную заготовить и выслать с первою навигациею, а буде не случится там компанейских судов, то сообщил капитану над портом снабдить контору казенным транспортом и, дав хорошего офицера и штурмана, как можно скорее выслать провизию, дабы вверенная мне экспедиция вовсе не остановилась и не принуждена была зимовать здесь, что совершенно расстроит все предприятие и отяготит здешних жителей. Я всепокорнейше прошу вас, милостивого государя, совершившим первое кругом света путешествия соотчичам вашим, оказать начальничью вашу помощь и снабдить Охотский порт предписаньем».
Тут Николай Петрович остановился вновь. Перевел дух, глянул в окно, темное небо в котором было усыпано августовскими звездами. Но мысли камергера были в этот миг далеки от красот ночного неба. Он думал о своем адресате: как отреагирует наместник на просьбы руководителя экспедиции, окажет ли должное содействие! Опыт собственной службы в императорской канцелярии и в Сенате подсказывал посланнику, что увенчанные высокими чинами люди нередко принимают властные решения, ориентируясь не на государственную необходимость, а на собственное настроение. Кто может сказать, каким будет настроение Ивана Осиповича в день, когда перед ним окажется депеша Резанова? Потому на всякий случай нелишним будет намекнуть сибирскому генерал-губернатору на высочайшее покровительство и полное доверие, коими отмечены и кругосветный вояж, и лично камергер Резанов.
Улыбнувшись собственным размышлениям, Николай Петрович написал: «Я донес о сем его Императорскому Величеству, а также и о том, что на случай японцами позволения торга я оставлю там несколько человек и тотчас открою оной отвозом туда товаров, коих приказал я Охотской конторе выслать: юфти сколько есть, тысячу ровдугов и от пятидесяти до ста тысяч котиков, погрузя их вместе с провизиею. Ежели ж они в Японии не будут приняты, то отправлю их в Кантон обще с кадьякским грузом. Дай Бог, чтоб только удалось посольство мое; не думаю, чтоб полезно было застыть и моей экспедиции подобно лаксмановой…»
Тревога сегодняшнего дня, равно как и опасения за день грядущий, неожиданно выплеснулись в последних строках послания. А что, если поручик Толстой сказал генералу Кошелеву правду и экспедиции россиян действительно угрожает опасность? Глупо было бы, обойдя вокруг света, рискуя погибнуть в десятке штормов, переживя ужас корабельного бунта, вдруг сделаться жертвой каких-то разбойных людишек здесь, в Отечестве своем…
Николай Петрович как будто заново оказался участником тайного совета, проведенного нынче генерал-майором Кошелевым.
— Все очень серьезно, милостивые господа, — оглядев собравшихся у него Резанова, Крузенштерна, капитана Федотова и хромого коменданта Петропавловска, выделяя каждое слово, произнес генерал. — Намедни ко мне явился поручик Толстой и сообщил о заговоре, целью коего является захват вашего корабля, капитан-лейтенант…
Кривая улыбка, промелькнувшая на губах Крузенштерна при упоминании фамилии графа в близком соседстве со словом «серьезно», мгновенно испарилась: для морского офицера безопасность корабля — дело святое. И все же Крузенштерн не удержался от вопроса:
— Ваше превосходительство, простите мою дерзость, а вы уверены, что сия новость — не последствие ночи, проведенной графом за бутылкой португальского?
— Мне известна репутация графа… — жестко продолжал Павел Иванович. — Однако похоже, на сей раз он говорит правду… Его слова подтвердили признания кабатчика, коего с пристрастием допросили подчиненные капитана Федотова. Верно, капитан?
Краснолицый Федотов вскочил со стула и, щелкнув каблуками, громыхнул:
— Так точно, ваше превосходительство! Старый мошенник, конечно, упирался, но мы развязали ему язык…
— Посему, — дав знак исполняющему обязанности полицмейстера капитану вернуться на свое место, заключил Кошелев, — нам необходимо предпринять все меры, дабы не позволить злоумышленникам совершить задуманное. Пора положить предел беззаконию, творимому на полуострове ватагой этого негодяя Креста. Я уже дал распоряжения капитану Федотову и коменданту. Вам же, господин Крузенштерн, предлагаю ускорить подготовку «Надежды» к отплытию, а до того момента усилить вахтенную службу и нынче же перевести всю команду на шлюп. Надеюсь, ваше превосходительство, вы одобрите все эти меры? — обратился губернатор к молчавшему до сих пор Резанову.
