Симона Вилар - Ассасин
И все же в какой-то миг Мартин уловил рядом чье-то присутствие. Он не успел даже оглянуться, когда в затылке стрельнула резкая боль. Потом наступила тьма.
Была уже глухая ночь, когда Иосиф поднялся к родителю. Ашер бен Соломон все еще не ложился, но при появлении юноши сурово поглядел на него: приход сына был явным ослушанием. Ведь после того, как причитающая Хава обработала ссадины на горле мужа и напоила его теплым молоком с медом, глава дома сипло, но властно приказал домочадцам разойтись и не покидать покоев.
Теперь же Ашер смотрел на появившегося в дверях сына со смешанным чувством удивления и гнева. Юноша нерешительно потоптался у входа, а затем негромко, но твердо произнес:
– Нам надо поговорить, отец.
Сев напротив Ашера, он посмотрел на него с состраданием. Губы юноши задрожали, когда он увидел гнев в глазах родителя. И все же осмелился спросить:
– Куда вы велели Сабиру увезти бесчувственного Мартина? Я видел, что мой друг жив, но Сабир связал его по рукам и ногам, перекинул через седло и куда-то вывез из дома под покровом ночи.
– Тебя все еще волнует судьба этого негодяя?
– Он – мой друг.
– Друг? Ты называешь другом того, кто покушался на мою жизнь?
– Мы были с ним дружны с детства.
– Забудь об этом. Мартин никому из нас не друг. Он прирожденный убийца. Я долго направлял его умение в нужное нам русло, но всегда знал, что он из волчьей породы. А волк, даже прирученный, остается хищником. И вот он напал на меня. На меня – твоего отца!
Ашер повысил голос, но закашлялся и приложил руку к забинтованному горлу. Иосиф опустил голову. В покое горел светильник, и в его свете Ашер видел, как тени пробегали по лицу сына, как менялось его выражение: боль и сострадание, потом сменившиеся упрямством. Сын напрягся и в следующее мгновение произнес:
– Отец, ничего бы этого не случилось, если бы вы выполнили свое обещание. Мартин надеялся на брак с нашей Руфью, «ибо крепка, как смерть, любовь, люта, как преисподняя», – процитировал он из «Песни песней».
– Замолчи! Ты не знаешь, о чем говоришь!
Но вы обещали Мартину руку Руфи, отец. Я предупреждал вас, что Мартин будет опасен, когда поймет, что его обманули.
Ашер массировал горло, при этом не сводя взора с сына. Ему не нравилось, что мальчик не понимает своего отца.
– Бог Авраама! – было первое его восклицание. – Всевышний, проясни разум моего наследника! Ибо о чем мы говорим, Иосиф? Как я мог отдать Руфь, мою красу Сиона, этому убийце, руки которого по локоть в крови?
– Но ведь все, что делал Мартин, он делал по вашему приказу, отец. Значит, и ваши руки в крови.
Ашер резко подался вперед и ударил сына по лицу.
– Все, что я делал, делалось во благо народа Израилева!
Повисло долгое молчание. Ашер видел, как по щекам Иосифа потекли слезы. Но он заслужил наказание. Как и Ашер его заслужил, позволив своему мальчику настолько сблизиться с этим приемышем, и теперь Иосиф волнуется за этого страшного и опасного гоя. Поэтому Ашер, преодолевая боль в горле, стал ему объяснять:
– Ты знал, что Руфь давно обещана Гамлиэлю из Фессалоник. Так было условлено, я не мог нарушить слова, но и не желал неволить дочь, когда она упиралась, уверяя, что ей по сердцу Мартин. Но отдать ее за Мартина, этого человека без совести и веры, без рода и племени… Нет, это было бы последнее, на что я пошел бы. И все же я вынужден был пообещать ему руку Руфи.
Если она сама это захочет. О, это моя вина, что ты, моя Хава и все вы… Вы так привязались к этому чужеродному для нас красавчику! Однако он служил нам, а я всегда знал, что, если держишь волка на поводке, нельзя слишком туго затягивать удавку. Поэтому и пообещал ему Руфь.
Иосиф слушал сиплый голос родителя и склонялся все ниже. Слезы по-прежнему текли из его глаз, и это стало раздражать Ашера.
– Прекрати страдать по этому варвару. Он едва не убил твоего отца!
– О, простите, простите! – Иосиф припал к руке Ашера. – Но матушка плачет, тетушка Сарра тоже… А я… Мартин – мой друг… был им. Поэтому я не нахожу себе места. Поэтому и осмелился побеспокоить вас.
Ашер смягчился и почти нежно потрепал сына по жестким кудрявым волосам.
– Ты был тут, Иосиф, когда за Руфью приехал Гамлиэль, и сам видел, что она с охотой пошла за него. Ее увлечение Мартином было всего лишь детской причудой. К тому же Руфь – разумная девочка. Когда я объяснил, что ее ждет с этим иноверцем, а что она получит в браке с добронравным Гамлиэлем, Руфь поняла меня. Ведь Мартин взращен убийцей. Я хорошо платил за его обучение и объяснил ему это, когда он вырос. Руфь же, моя нежная роза Шарона, не должна была достаться такому человеку, этому выродку и разбойнику, который бы погубил ее жизнь. Такой ли участи ты желаешь своей сестре? Иосиф поднял голову и посмотрел на родителя.
– Отец, я находился неподалеку, когда вы уговаривали Руфь стать женой Гамлиэля, и слышал, как вы очерняли Мартина в ее глазах. Даже ваша сестра Сарра не выдержала и стала заступаться за своего спасителя.
– Сарра живет тут в моей милости и должна молчать! И поверь, уж она бы ни за что не пожелала отдать ему свою Нехабу.
– Но Мартину была нужна только Руфь! И вы пообещали… Даже мне говорили, что такое возможно, особенно если Мартин станет евреем.
Кто? Он? Этот варвар? Стать одним из нас, человеком из богоизбранного народа? Никогда!
Слезы высохли на щеках Иосифа. Он вдруг поднял руку, указывая Ашеру на одно из изречений, выведенное красивой вязью на стене.
– «Проклят тот, кто слепого сбивает с пути», – гласит строфа из пятой заповеди Моисея. – Именно это вы и сделали, отец.
– Так было надо, Иосиф. И довольно об этом.
Оба умолкли. За раскрытым окном под порывами ветра шевелились нависающие ветви, уже веяло осенью и прелым листом. Ночи становились холоднее. И кудато туда, в холод и мрак, Сабир по приказу Ашера увез плененного им Мартина.
– Вы приказали убить его? – после продолжительного молчания осмелился спросить Иосиф. В его голосе чувствовалось напряжение.
– Нет, – вздохнул Ашер. – Твоя мать и тетушка Сарра умоляли меня не прибегать к этому последнему средству. Да и ты не желаешь его смерти, разве не так?
Юноша передернул плечами. Он сидел сгорбившись, отчего его голова почти ушла в узкие покатые плечи.
– Слава тебе, бог Израиля, что Мартин останется жив. Но Сабир? Он верен вам, однако вы сказали, что он ненавидит Мартина. Как странно… Мне казалось, что они дружны.
– Они и были дружны, пока мне это было угодно. Все эти люди – Сабир, Мартин, Эйрик и другие наши наемники – служат мне за деньги. И по моему приказу защищают и спасают друг друга. Но, поверь, они всего лишь разбойники, алчущие наживы. Между ними всегда существовало соперничество. А Сабир… Он особо болезненно воспринимал превосходство назареянина [43]Мартина. Отсюда и его ненависть.
