Сбежавший из вермахта - Михаил Николаевич Кубеев
– Вы меня, конечно, не помните, – продолжал тот. – А я точно видел вас в Дрездене. Это было в августе сорок второго. Меня послали туда на съемки первого рыцарского турнира, о котором так много говорили и писали в газетах. Видел, как гримировали вас, облачали в рыцарские доспехи, готовили к ристалищу. Я был тогда помощником кинооператора, работал на студии в Бабельсберге.
– Извините, – ответил Эрих, – но я вас совершенно не помню.
– Ничего удивительного, на вас были направлены софиты, возле вас вертелась местная распорядительница, ее звали, кажется, Ханна, а я стоял среди съемочной группы позади киноаппарата. Тяжелые были доспехи, верно? И конь вас понес. Помните?
Эрих улыбнулся. Он тотчас вспомнил тот первый съемочный день, который для него чуть не кончился трагически. Его полностью заковали в рыцарские доспехи, неподвижного усадили на такого же закованного в доспехи коня и для пробы пустили вдоль ограждения. Тяжеловес, всегда спокойный, в котором Эрих был вполне уверен, неожиданно набрал скорость, понесся как очумелый, сломал деревянное ограждение и выскочил на улицу.
– Вот это было зрелище, – словно угадав ход его мыслей, заговорил Мартин. – Мы за вами не поспевали, а ваш конь гремел железом по мостовой среди машин, трамваев, пешеходов. Народ был в панике, от него шарахались. Чудеса наяву – средневековый рыцарь на лошади в полном боевом облачении несется неизвестно куда. Что за кунстштюк? Кино снимают? Ханна бежала за нами следом, кричала: «Это не надо снимать, это не надо снимать!» А наши ассистенты делали вид, что ничего не слышат, такие кадры… Мы торопились, вместе с тележкой выскочили на улицу, свернули направо, конь понес вас к набережной.
Они рассмеялись.
– Да, так все и было, – с улыбкой подтвердил Эрих. – Я боялся одного, как бы не перемахнул он через барьер, не бросился в воду. Тогда все, мне конец, ушел бы на дно. Слава богу, он устал, сил перепрыгнуть ограду не было и под тяжестью железа он завалился. Я едва смог отпрыгнуть. Но тогда мне было не до смеха. Держал его за поводья, у него бока заходились от дыхания.
– А сколько же весили ваши доспехи?
– Примерно двадцать пять килограммов, да плюс мои восемьдесят, да конские доспехи, итого сто пятьдесят килограммов, вот он и взбунтовался.
– Потом коня вам сменили?
– Да, на другой день привели более смирного. Тот вообще спал на ходу. Ха-ха-ха!
Первый смех за все время его плена. И первые улыбки. Они разговорились. Мартин оказался берлинцем, изучал музыку, преподавал игру на кларнете и на гитаре. А когда началась война, переквалифицировался, увлекся оптикой. Предложили работу помощником кинооператора в Бабельсберге. Он рассказал Эриху, что тот документальный фильм можно отыскать в киноархиве Бабельсберга, назывался он, кажется, «Театрализованное рыцарское представление в Дрездене, сентябрь 1942 года». Но его отсрочка действовала недолго… В начале 1943 призвали в армию, два месяца учений на полигонах под Магдебургом, затем в Россию. В плен попал под Курском после танкового сражения, накрыло взрывной волной.
Ну а в лагере ему нечем заняться. Музыкальных инструментов нет, дают в руки какие-то политические брошюры, которые он должен заучивать и читать солдатам. Скучища! Руководитель у него Людвиг, парень неплохой, но занудный, типичный марксист. Он составляет планы работы антифашистского комитета.
Они подошли к серому одноэтажному бараку. Над дверью висел плакат «Актив антифашистского движения “Свободная Германия”».
Людвиг, руководитель актива этого движения, радостно приветствовал Эриха:
– Очень хорошо, что ты к нам пришел, камрад! Теперь мы сможем вплотную заняться вопросами культуры. Да и время для этого настало. Мартину одному трудно, он не справляется, а я в искусстве мало что смыслю, я был железнодорожным инженером.
– Что значит, я не справляюсь? – раздраженно огрызнулся Мартин. – Мне нужен инструмент, кларнет и гитара. Я умею играть, политике не обучался. Говорить и убеждать не умею, нет во мне образованного марксиста!
– Не стоит так возмущаться, Мартин, – миролюбиво начал Людвиг. – У тебя будет скоро гитара, инструктор обещал. Будет, будет! Не волнуйся.
– Я не волнуюсь, я уверен, что у русских все будет, будет. Поэтому я называю их буддистами, – проворчал Мартин.
Людвиг расхохотался и повернулся к Эриху.
– С тобой будет проще, ты ведь не такой задира и не зависишь от инструмента, не так ли? Тут инструктор пару дней назад принес мне брошюры, это агитационный и пропагандистский материал, там есть произведения Вайнерта, Генриха Гейне, Тухольского, Осецкого. Они вполне годятся для устного чтения перед аудиторией. А если при этом наш музыкант еще подыграет на гитаре…
Они отправились в спальные помещения. Мартин показал Эриху его новое место.
– Вон там в углу наши нары, ты будешь спать наверху, а я внизу.
Эрих согласно кивнул головой.
– Ну и как тебе все это? Почти как у пруссаков в армии, верно? – Мартин обвел вокруг рукой. – Двухэтажные кровати, дежурство по комнате, натирка полов, питание в солдатской столовой три раза в день и настоящий фельдфебель у нас есть, это Людвиг!
Через несколько дней Эриха вызвали в оперативную часть к инструктору.
– Расскажите мне о вашей театральной деятельности, – попросил инструктор. – Вашу биографию я уже знаю. Вы же профессиональный артист? Какое учебное заведение закончили?
– Я учился у профессора Эмиля Ламмера, режиссера и художественного руководителя городского театра во Франкфурте-на-Одере. Был учеником, сдал экзамены на профессионального актера. Играл в классических спектаклях, снимался в кино.
– Франкфурт-на-Одере – город драматурга Клейста? – улыбнулся инструктор.
– Да. Вы об этом знаете? – удивился Эрих.
– Изучал его пьесы. Прекрасный драматург, удивительная личность. У вас был хороший театр?
– Нас приглашали на гастроли в Берлин. Я выступал на сцене театров Дрездена, Дюссельдорфа.
– О, это высокая оценка. Что ставили?
– В основном классику. Шекспир, Клейст, Гёте, Шиллер. При фашистах в репертуар внесли большие изменения. Исчезли все произведения, которые хоть в какой-то степени могли быть еврейскими. Почти не стало зарубежных, американских. Русскую классику вообще не ставили, все это считалось вредным, марксистским. Играли также произведения из пропагандистского набора Геббельса, типа «Гитлеровец Квекс». Потом участвовал в съемках на киностудии в Бабельсберге. Но многие хорошие настоящие артисты, режиссеры, лучшие художники после прихода нацистов к власти уехали из страны.
– Скажите, а вы не играете на каком-либо музыкальном инструменте?
Эрих задумался, посмотрел на свои ладони, пошевелил пальцами.
– Знаете, вообще-то я играл на рояле. Мой отец профессиональный настройщик, обучал детей игре на рояле. В театре я аккомпанировал отдельным солистам.
– Вот как! – обрадованно произнес инструктор. – Это просто замечательно. Я постараюсь достать для вас инструмент. А пока, думаю, не начать ли нам со стихов. Может быть, почитать Генриха Гейне?
