Легионер. Книга первая - Вячеслав Александрович Каликинский
Трудно сказать, чему больше внял великий князь, все еще отмахивающийся от настойчивых увещеваний секретаря – то ли самим увещеваниям, то ли рассудительному тону оппонента. Однако обстановка разрядилась: с раздражением переломив карандаш и отбросив обломки, великий князь внезапно успокоился и взглянул на председателя суда:
– Все у тебя, что ли?
– Почти, ваше высочество. Итак, будущая линия защиты на суде для меня совершенно очевидна. Не говоря уже о впечатлении, которое произведет на публику в открытом судебном заседании такая стратегия защиты, нам нужно подумать и о жюри присяжных. Крайне маловероятно, конечно, что жюри признает Ландсберга невиновным – и все же подобную возможность нельзя исключать.
– Ну так запретите этому Ландсбергу на суде болтать! – буркнул великий князь. – Понаберут в присяжные инородцев и голодранцев, а потом боятся слово при них сказать…
Собравшиеся деликатно промолчали, потом Кони дипломатично пошел в обход:
– Гораздо важнее, ваше высочество, чтобы молчал Ландсберг…
– Лиши его слова – ты же судья!
– Для этого нужны очень веские основания… Лично я вижу пока только один путь: попытаться договориться с подсудимым, не нарушая при этом законов, принципов судопроизводства и не идя против совести.
– Кажется, я вас понимаю, – кивнул Путилин. – Вердикт о виновности выносит жюри присяжных, но соразмерность наказания тяжести преступления определяется судом. Вы хотите предложить Ландсбергу в обмен на его молчание минимальный срок каторги, положенный по закону?
– Это пятнадцать лет каторжных работ. Сейчас ему двадцать пять, в сорок лет жизнь не кончается. Кроме того, в этом случае срок наказания может быть сокращен за примерное поведение осужденного. Максимум же за двойное убийство – пожизненная каторга. У нас, стало быть, есть что предложить Ландсбергу. Но…
– Чего ты тут заладил – «но», «но», – вмешался великий князь. – Это тебя чем не устраивает?
– Судебный процесс вызовет в обществе большой резонанс, – медленно, словно размышляя вслух, произнес председатель суда. – И столь мягкий приговор за две загубленные человеческие жизни может вызвать в обществе протесты. Не говоря уже о том, что как судья я буду, скорее всего, дискредитирован мягким приговором.
– Чепуха, милейший! – махнул рукой «дядя Низи». – В конце концов, можно наобещать этому прохвосту все что угодно, а потом всунуть-таки ему бессрочную каторгу.
– Если я даю обвиняемому или подсудимому слово, то держу его! – Кони выпрямился, словно подчеркивая этим резкость тона и отсутствие обращения к великому князю.
– Господин начальник полиции, тогда у меня вопрос к тебе! – великий князь перекатил желтоватые белки глаз на Путилина. – Надеюсь, ты не столь болезненно щепетилен? Тем более что вопросец изрядно важный. Скажи-ка, можно ли сыскать где-нибудь бродягу, который взял бы на себя это проклятое убийство? За деньги или как уж там у них принято? Не дело все же, чтобы под суд за убийство пошел гвардейский офицер, дворянин. Негодяй он, конечно, но… – Николай Николаевич, как и все присутствующие испытующе глядели на Путилина.
– В принципе такое возможно, – стараясь не смотреть на Кони, медленно начал подбирать слова начальник Сыскной полиции. – Но куда в таком случае девать Ландсберга? И как быть с офицерами его батальона, для которых личность истинного убийцы тайной не является?
– Саперы будут молчать! – махнул рукой великий князь. – А если даже впоследствии кто-нибудь из них по пьяному делу и проболтается – что за беда? Мало ли что про кого говорят!
– Что же касается самого Ландсберга, то решение сего вопроса я могу взять на себя, – впервые за все собрание подал голос шеф жандармов Дрентельн. – Разумеется, имея на сей случай высочайшие полномочия и некий карт-бланш. Мало ли в нашей жизни примеров, когда люди… гм… бесследно исчезают!
– Будет тебе карт-бланш, – кивнул Николай Николаевич. – Ты, это… загляни потом ко мне, а?
– А моим следователем вы тоже займетесь? – кривя губы, Кони повернулся к Дрентельну. – Он тоже – как это сказать? – бесследно исчезнет? Вы ведь именно это, кажется, имеете в виду?
– Когда высшие интересы требуют жертв, истинные слуги престола должны предпринимать все усилия к тому, чтобы сохранить государеву честь! – напыщенно возразил Дрентельн. – Что же касается следователя, то вполне достаточно будет пригрозить ему назначением куда-нибудь в Тьмутаракань. А коли начнет болтать – так и сослать его туда. А Ландсберг… С ним, конечно, будет посложнее… Но, уверен, что-нибудь можно придумать и здесь.
– Как хотите, господа, а я в этом фарсе участвовать не буду, – решительно заявил Кони. – Стыдно, господа! Одно дело – заключить с преступником честное досудебное соглашение. И совсем другое – выставлять суд на посмешище, подменяя при этом преступника. Стыдно и низко!
– Можете ли вы гарантировать, Анатолий Федорович, что сумеете достигнуть с Ландсбергом подобного соглашения? – спросил Перетц. – И что, достигнув такового, мы не окажемся на суде свидетелями того, как он нарушит свое слово?
– Я приложу все усилия, но гарантировать, разумеется, ничего не могу. Лично я убежден, что дворянин остается таковым и в тюрьме. И если разъяснить ему всю тяжесть последствий, которые могут обрушиться на его невесту и ее семью, то, думаю, мы можем быть спокойны. Во всяком случае, завтра, после беседы с Ландсбергом, я буду знать это наверняка.
– Ну, а если что пойдет на суде не так – жандармерия подстрахует! – неожиданно бодро произнес Дрентельн. – Знаете, я уже, честно признаться, отправил утром письмо своему человечку. Ба-альшому специалисту по убеждению упрямцев!
Большинство присутствующих сделало вид, что не услыхало мрачных обещаний шефа жандармов и торопливо устремилось к дверям.
– Боюсь, что потомки, интересующиеся историей судопроизводства, все же не поймут меня, – со вздохом сказал Кони, прощаясь с Путилиным. – Прощайте, Иван Дмитриевич!
Ретроспектива-5
Оркестранты отложили свои инструменты, а распорядитель громогласно объявил антракт. Ландсберг и Ивелич со всей возможной галантностью сопроводили своих дам в одну из буфетных, усадили и снабдили корзинками с пирожными и напитками. Вдовушкам явно хотелось, чтобы такие галантные кавалеры никуда от них не уходили, однако регламент балов был незыблем. Штатные танцоры не имели права уделять все свое внимание одним и тем же дамам.
Проглотив по бокалу шампанского, друзья отошли в сторонку.
– Ну, Карл, не тяни! Что за конверт я видел в твоих руках? Судя по счастливому и растерянному выражению твоей физиономии, в этом конверте сюрприз не менее значительный, чем свалившаяся буквально с неба вакансия в Николаевскую инженерную академию!
– Его сиятельство граф Тотлебен познакомил меня со своей дочерью, мадмуазель Марией! Более того: он отдал мне свое приглашение на благотворительный бал к Великой княгине, где я снова буду иметь удовольствие ее увидеть! Гляди! – он протянул другу
