Легионер. Книга первая - Вячеслав Александрович Каликинский
Великий князь внезапно остановился – осознав, что несет чепуху.
Неловкую паузу прервало сухое многозначительное покашливание государственного секретаря. Великий князь недовольно глянул на него, однако намек понял.
– Да-с! – повторил он еще раз. – Ну так что Ландсберг-то? Прошу высказываться, господа. И не чинитесь, сидите, не мельтешите своим вскакиванием. Ну-с?..
– Ваше высочество! – Кони все же встал. – Арестованный Ландсберг вчера передал следователю Окружного суда письменное признание в своем злодеянии, которое по характеру представленных объяснений не может, полагаю, быть оглашено публично, на процессе. Вот снятые копии, которые я предлагаю вашему вниманию. И вам, господа! – председатель Окружного суда роздал присутствующим бумаги. Особо обращаю внимание на два момента: упоминание имени генерал-адъютанта Эдуарда Иваныча Тотлебена и рассуждения относительно мотивов убийства. Где про справедливость говорится…
– Некогда нам каракули твоих писарей разбирать. Ты на словах давай объясняй, – распорядился великий князь, барабаня пальцами по столу, словно и не он битых полчаса вспоминал былые проказы гвардейского офицера Булгакова, которого, кроме него, похоже, никто из присутствующих и не знал.
– Извольте, Ваше высочество. Цитирую: «С первого дня поступления на службу меня каждый день приучали владеть ружьем и револьвером, и обучали саперным работам, т. е. способам, пользуясь прикрытием из земли, камня и железа, уничтожать возможно большее число неприятелей». Смотрим далее – Ландсберг пишет о том, что постоянное изучение военной истории дает ему возможность сделать вывод об ориентации на воинские нужды целой трети государственного бюджета… Та-ак, что же далее?.. Ага, вот: Наполеон Третий затевает ужасную войну с Германией, гибнут сотни тысяч людей… Это примеры европейской истории, господа – а вот уже и Россия! Ландсберг пишет: мы-де возвращались из Европейской Турции, где русская армия убивала десятки тысяч людей, но на родине нас венчали лавровыми венками, награждали, чествовали как благородных победителей…
Кони быстро оглядел присутствующих и снова зашелестел бумагой.
– Вывод, который делает Ландсберг, совершенно очевиден. Солдат, который убивает противников своего государства, рискуя при этом своей жизнью, не может быть осужден за убийство одного-двух человек, представляющих угрозу ему самому.
– И чем же ему угрожал этот… Как его? Да, благодарю за подсказку – Власов?
– Из объяснений Ландсберга, он был знаком с надворным советником Власовых с юнкерских лет. Снимал у него комнату во время учебы и поддерживал дружеские отношения позже. Сам Власов детей не имел, и, видимо, благоволил к юноше, который по возрасту вполне мог быть ему сыном. Несколько раз ссужал его деньгами. Вместе с тем, Ландсберг пишет и о том, что у Власова были черты характера, предполагающего жестокие поступки. Приводит пример, когда тот жестоко проучил юного Ландсберга, а потом долго насмешничал над его неопытностью и наивностью. Ландсберг пишет, что глубоко сожалеет о смерти Власова – но ведь тот, имея векселя офицера, грозил ему и позором огласки, и расстройством его матримониальных планов. К тому же Власов был стар, болен, ему недолго оставалось жить – меж тем у него, Ландсберга, вся жизнь была впереди…
– Ну-у, в чем-то этот Ландсберг, конечно, прав! – задумчиво протянул великий князь. И тут же поправился. – Это я так, в порядке общих, разумеется, рассуждений. Да-с, так что еще нам сообщает этот прохвост?
– Отдельная глава его рассуждений – бедственное положение молодого офицерства в русской армии. В том числе и гвардейской молодежи. Тут даже арифметические выкладки, ваше высочество – выкладки, подтверждающие дефицит бюджета младшего офицера, получающего тридцать девять рублей семьдесят пять копеек серебром в месяц. Замечу, кстати: эта сумма меньше заработка опытного заводского мастера. Но сей мастер, извините, неграмотен – спасибо, если расписываться умеет! Ремесло вполне можно в совершенстве освоить за пять-шесть месяцев. Разве все это сравнимо, господа, с личностью офицера Русской армии? Того, кто знает все науки, языкам обучен, воинскому делу – не говоря уже о том, что за царя и Отечество готов всякую минуту жизнь положить! И при этом дефицит молодого офицера составляет более восьми рублей даже в том случае, если полк стоит где-нибудь в глуши! Молодые офицеры даже там через день ложатся спать, извините, голодными, а в остальные дни их ужин составляет кусок булки с чаем. Если же говорить о большом, а тем более столичном городе, где сама жизнь более дорогая, то офицеру никак не миновать ростовщиков и заимодавцев…
– Господа, да он просто бунтовщик, этот ваш Ландсберг! Если у всяких там поповских и солдатских сыновей хватает наглости лезть в гвардейские части, то у них должно быть и соображение о том, что служба в элитных полках требует расходов! Если у их семейств нет средств поддержания достойного образа жизни, значит им нужно изыскивать эти средства. Либо благословлять своих отпрысков на служение по гражданской части. Ишь ты, гусь! Зарезал, а теперь казна ему виновата!
– С вашего позволения я хотел бы использовать эту часть письма Ландсберга в своей докладной записке о необходимости реформирования русской армии, – подал голос Государственный секретарь Перетц. – Разумеется, без указания фамилии автора. Должен заметить, господа – безотносительно судьбы этого офицера – что именно нехватка бюджетных средств на денежное содержание армии делает ее столь слабой. Мы должны понимать, что главной опорой Отечества должен быть не богатый аристократ, но истинный патриот России.
– Опять вы со своей реформой лезете, господин Перетц, – брюзгливо начал великий князь. – Либеральничаете все! Стыдитесь, господин Государственный секретарь! Называть Русскую армию слабой, особенно после победоносной Турецкой кампании, может только человек, чуждый православию духом и помыслами… И происхождением… Да перестаньте вы шипеть мне в ухо! – обрушился князь на своего секретаря. – Как представитель Дома Романовых я не могу позволить, чтобы сын еврейского откупщика…
– Ваше высочество, – невозмутимо перебил великого князя Перетц. – Не далее как вчера и в моем присутствии государь император со всей очевидностью указал вам на недопустимость дискуссии, которую вы все же собираетесь тут открыть. Не я, заметьте, а Его Величество! Пусть
