Легионер. Книга первая - Вячеслав Александрович Каликинский
А вот и Лорис-Меликов в библиотеке объявился! «Хитрый генерал», «греко-армяшка», как называли его в Северной российской столице. Михаил Тариэлович давно уже заставил высший свет Санкт-Петербурга забыть о своем «инородческом» происхождении, а выслуженный графский титул и вовсе примирил его с чистопородными потомками древних русских родов. Путилин, не будучи лично знакомым с Лорис-Меликовым, тем не менее, хорошо знал этого человека. И глубоко уважал его – не только, впрочем, за истинный полководческий талант, проявленный во время турецких и кавказских кампаний. Лорис-Меликов проявил себя и настоящим дипломатом, убедив, например, население оккупированных русской армией во время Турецкой кампании земель принимать в качестве оплаты за фураж и продовольствие российские кредитные бумаги. А когда в южных губерниях сразу после Восточной войны вспыхнула эпидемия чумы, то именно его, графа Лорис-Меликова, государь направил в эти страшные места. Коварные турки, проигрывая войну, приготовили под конец для победителей чисто восточный «сюрпризец»: в плен русским сдавались целые полки зараженных чумой аскеров. От них зараза перекинулась на конвойных казаков, на жителей местностей, где были расквартированы опасные пленные. И если бы не решительные действия Лорис-Меликова – чума, возможно, уже сегодня гуляла бы по необъятным российским просторам, собирая свою смертельную многотысячную дань.
Задумавшись, Путилин даже вздрогнул, когда Лорис-Меликов как-то незаметно оказался прямо перед ним, дружелюбно улыбаясь и протягивая руку.
– Наслышан, весьма наслышан о ваших успехах на столь трудном поприще! – Чуть асимметричное восточное лицо графа с густейшими усами, переходящими в тронутые сединой бакенбарды, искренне улыбалось Путилину. – Знаете, Иван Дмитриевич, если бы я не опасался вызвать неудовольствие государя, то непременно переманил бы вас к себе в Харьков! Там очень, очень много работы для умных людей, да еще и с вашим опытом.
Польщенный Путилин хотел было возразить против столь лестной для него оценки, но Лорис-Меликов уже отошел от него, приветствуя остальных собравшихся.
А Путилин продолжал размышлять над составом этого странного экстренного совещания. К неразъясненной пока для него роли государственного секретаря Перетца теперь добавился и граф Лорис-Меликов, харьковский генерал-губернатор. Единственное, что связывало графа с «героем дня» Ландсбергом, было участие обоих в последней Турецкой кампании. Да и эта связь была весьма зыбкой: хорошо зная послужной список Ландсберга, Путилин был убежден, что военные пути-дорожки прапорщика и генерала нигде не пересекались.
Почувствовав чью-то руку на левом локте, Путилин немедленно обернулся и совсем близко от себя увидел озабоченное лицо председателя Окружного суда Кони.
– Что, тоже впервые в царских хоромах? – вместо приветствия зашептал Кони, крепко пожимая руку Путилина. – Пока не прибыл великий князь, давайте-ка отойдем в сторонку. Вы извините, Иван Дмитриевич, но у вас такой растерянный вид, будто виноваты в чем… Вот сюда, пожалуй, к окну. Ну-с, дражайший Иван Дмитриевич, вам уже, конечно, известна цель нашей встречи?
– Никто заранее не предупредил, но думаю, что главный виновник тут все-таки я! – пошутил через силу Путилин. – Не поймай я этого Ландсберга – наверняка ничего бы и не было.
– Ландсберг, – кивнул Кони. – До вчерашнего дня, как вы, вероятно, знаете, в убийстве он не сознавался. Не то чтобы отрицать все – он уходил от вопросов, замолкал или начинал рассуждать абстрактно. Наш следователь уж бился с ним, бился… Ну а вчера Ландсберг заявил, что готов представить письменное признание. Разумеется, ему дали такую возможность, и он писал всю вторую половину дня, да и вечер прихватил. Следователь как прочел – тут же ко мне бросился. Ну а я, минуя канцелярию Его Величества, сразу сюда.
– Вот как! И что же он написал там такого, позвольте полюбопытствовать, что потребовался личный доклад Его Императорскому Величеству?
– Бомба. Настоящая бомба, драгоценнейший Иван Дмитриевич! Не имею, к сожалению, права без высочайшего соизволения дать вам возможность полностью ознакомиться с этим признанием. В общих чертах – безусловно. Иначе зачем совещаться? Зачем завязывать глаза, когда ловишь в темной комнате кошку? – рассмеялся Кони. – Конфуций сказал, конечно, иначе, но мой вольный перевод как нельзя лучше отражает положение дел. Бомба, даже похуже! Лучше бы вы уж, Иван Дмитриевич, на сей раз маху в розыскном деле дали, право!
– Я говорил Путилину то же самое, – раздался рядом голос незаметно подошедшего Зурова. – А ведь тогда еще и признания этого не было!
– Александр Елпидифорович, вы позволите ввести господина Путилина в курс дела? Благодарю… Коротко говоря, банальнейшее уголовное дело превращается в громкий политический скандал с совершенно ненужным огромным резонансом. Как вы знаете, в России сейчас идет реформа армии и всего военного дела. Идет трудно, болезненно. Откровения Ландсберга, полагаю, вполне способны похоронить то немногое, в чем удалось продвинуться вперед. Будет много шуму, много излишней говорильни – и заболтаем, господа, опять заболтаем хорошее дело! Да еще и недавняя помолвка Ландсберга. Дочь Эдуарда Иваныча Тотлебена – и не меньше, господа! Генерал-адъютант, инженер-генерал, европейская величина и авторитет, одних наград хватит на весь королевский дом Габсбургов – и чуть не породнился с уголовным убийцей! Старик просто не переживет такого ославления на весь мир!
Путилин покосился на дальние двери, в которые лакеи понесли тяжелые шандалы со свечами, курительные принадлежности и кофейный сервиз.
– Ну а я-то тут каким боком? – поинтересовался Путилин. – Ну маху дал, поймал Ландсберга, вместо каторжника какого-нибудь безродного, как вы утверждаете. Мавр, так сказать, сотворил свое дело – сейчас-то что делать? Побег ему организовать, что ли? Или другого убийцу чиновника Власова прикажете из рукава вынуть?
– На вашем участии в совещании настоял великий князь. У него есть какие-то соображения касательно вашего участия в расхлебывании заваренной вами же каши.
– Скорее не соображения, а сомнения, – вступил в разговор столь же незаметно, как и предыдущий собеседник, оказавшийся рядом Государственный секретарь Перетц. – Все дело в том, господин Путилин, что и государь, и его наследник, Его Высочество великий князь Александр Александрович, и великий князь Николай Николаевич-старший являются шефами Саперного лейб-гвардии батальона. И в качестве таковых несут моральную ответственность за каждого офицера батальона. Кому же и решать-то, как не шефам? – развел руками Перетц.
– Не скрою, – продолжил он. – Шефство царской фамилии над батальоном чисто номинальное. Скорее уж, это формальная дань традициям Русской армии. Я, будучи человеком статским, специально навел справки. И оказалось, что в Русской армии просто нет ни одного гвардейского полка, в чьих шефах бы не числились члены царской фамилии. Но как бы там ни было, а такое положение обязывает, как вы понимаете, господа! Ни в коей мере не покушаясь на прерогативы судебных властей, Анатолий Федорович! – Перетц коротко кивнул председателю окружного суда Кони. – Ни в коей мере! Но первое слово, первую оценку любому
